Тайные страницы Великой Отечественной

Бондаренко Александр Юльевич

Мне, между боевыми походами, также пришлось командовать пулеметным взводом. Было сформировано шесть бригад морской пехоты, была использована береговая артиллерия, форты Кронштадта, которые своими действиями нанесли большие потери немецким войскам. В том числе и это вынудило немцев уже примерно к октябрю в связи с тяжелыми потерями приостановить свое наступление на Ленинград...

КИСЕЛЕВ: Нам нельзя забывать и про союзника Германии Финляндию, которая активнейшим образом участвовала в блокаде Ленинграда, составляя северную часть кольца. Падение города сыграло бы очень большую, если не решающую, роль для создания «Великой Финляндии» от Белого моря до Финского залива и до Урала.

РЖЕШЕВСКИЙ: О будущей «Великой Финляндии» тогда публично заявил маршал Маннергейм, а президент

страны Рюти без оговорок разделял планы совместного захвата Ленинграда.

КИСЕЛЕВ: Хотя эту войну они называли продолжением кампании 1939-1940 годов...

ЯМПОЛЬСКИЙ: Если бы мы в ту «Зимнюю войну» не отодвинули границу от Ленинграда на десятки километров, то, думаю, у нас сейчас никакой бы дискуссии не состоялось — по вполне понятной причине...

КИСЕЛЕВ: Конечно! Так вот, этот план подразумевал включение в состав Финляндии как минимум Советской Карелии, а наиболее грандиозные планы финского военного и политического руководства простирались до самого Ленинграда. То, что финские военные и политические руководители пытались откреститься от соучастия в войне на стороне Германии, говоря о «параллельной войне», не может, безусловно, служить им оправданием...

РЖЕШЕВСКИЙ: Однако в финской литературе господствует мнение, что финны не стремились к захвату Ленинграда, а Маннергейм утверждает, что именно он воспрепятствовал этим планам. Но это, конечно, не так! В своих мемуарах он вообще не говорит о каких-либо совместных финско-немецких планах и начинает свое повествование о нападении Финляндии на Советский Союз со слов «оборона»...

— А мы можем опровергнуть утверждения этого бывшего русского генерала какими-то документами?

РЖЕШЕВСКИЙ: Нет, прямых документов, которыми можно опровергнуть эту версию, я еще пока что не видел, хотя на этот счет имеется очень много косвенных сведений... Вообще с финнами, как мне кажется, очень много всякого рода загадок, которые до сих пор оказываются неразрешенными. И все же не может быть в принципе, чтобы не было ни одного согласованного документа, допустим, о совместных действиях немецкой и финской армий с началом их нападения на СССР. Не может! Например, Маннергейм пишет в мемуарах: «Неожиданно на Карельском участке фронта появилась немецкая дивизия». Что за абсурд?! Дивизия появилась неожиданно для Ман-нергейма?!

ЯМПОЛЬСКИЙ: Кстати, еще в 40-м году, когда Молотов ездил в Германию, он требовал вывода немецких войск из Финляндии. Вот и доказательство, что Маннергейм лукавит... Финские войска не остановились на бывшей границе, они продолжали наступление, захватили Петрозаводск и другие населенные пункты.

КИСЕЛЕВ: О том, что финны хотели падения Ленинграда, говорит хотя бы то, что они форсировали реку Свирь, и только успешные действия советских войск помешали им соединиться с германскими войсками. На этом фоне кажутся беспочвенными все заявления Ман-нергейма, что он не хотел участвовать в штурме и блокаде Ленинграда. Его падение дало бы финнам возможность направить основные силы своей армии, которые были сосредоточены на Карельском перешейке, против войск нашего Карельского фронта...

РЖЕШЕВСКИЙ: Финны захватили Белоостров, начали наступление в направлении Сестрорецка, но наша армия устояла, и затем Белоостров переходил несколько раз из рук в руки. Это, конечно, очень большая заслуга войск 23-й армии, что мы сумели к сентябрю как-то укрепить на этом участке оборону...

— Но, думается, это была не единственная причина, по которой финны остановились?

РЖЕШЕВСКИЙ: Конечно. На Финляндию очень сильно давили Великобритания и Соединенные Штаты Америки, желавшие, чтобы она вообще прекратила наступление против Советского Союза. К сентябрю уже было три официальных заявления финскому послу в Соединенных Штатах с требованием, чтобы Финляндия прекратила свое наступление... Трудно сейчас говорить, насколько решающим было это дипломатическое вторжение, но, на мой взгляд, оно сыграло свою роль. Англичане же 6 декабря 1941 года объявили Финляндии войну...

Да и внутри самой Финляндии некоторые политические круги считали необходимым следовать объявленному содержанию «войны продолжения», которая ведется для восстановления прежних границ. Было недовольство и среди части офицерского и рядового состава: выйдя на старую границу, они считали, что война если не закончена, то полузакончена. Поэтому участились групповые случаи отказа солдат идти в наступление, возросло дезертирство. Например, из 21-го отдельного батальона на сторону советских войск перешли около трехсот человек — в основном коммунисты.

— Почему же эти факты столь мало известны широкому кругу читателей?.. Ну хорошо, теперь можно сказать, то, что происходило на сухопутном театре военных действий, нам в общем-то понятно. Но ведь к городу вплотную подходит Балтийское море — его Финский залив...

ЕГОРОВ: Чтобы прорваться к Кронштадту и фортам, нанести удар по силам нашего флота, немцы сформировали в Або-Аландских шхерах эскадру надводных кораблей: два линкора, три крейсера, эсминцы. Тогда Балтийский флот получил приказ Кузнецова сформировать завесы подводных лодок. Кроме того, в Финском заливе были выставлены более 200 тысяч мин разного назначения, в том числе магнитных, мин донных и якорных, и немцы побоялись пустить свои тяжелые надводные корабли через эти минно-сетевые заграждения. Мы практически держали под контролем весь Финский залив!

— Это продолжалось до тех пор, пока Балтику не сковал лед?

ЕГОРОВ: Да, мы возвратились с моря в конце октября — была, как говорится, очень ледовая осень. Личный состав, как я уже говорил, был тогда брошен на формирование бригад морской пехоты. Но главное, что зимой 1941/1942 годов, несмотря на голод и холод, тяжелейшие условия и большие потери кораблей — особенно при эвакуации Таллина, мы стали готовиться к боям против фашистов на 1942 год.

И вот, когда немцы вышли уже к Сталинграду, мы прорвались через все минные заграждения и немецкие корабельные завесы к берегам Германии, и топили там фашистские подводные лодки и надводные корабли. В частности, нашей подводной лодке удалось прорваться к Данцигской бухте и утопить тяжелый транспорт с войсками и боеприпасами, который как раз шел в Финляндию. Другими подлодками летом и осенью 1942 года было потоплено более 40 транспортов. Гитлер взбеленился и приказал перекрыть Финский залив, чтобы не пустить больше ни одну нашу подводную лодку в Балтику.

— Удалось им это?

ЕГОРОВ: Да, на какое-то время. Когда в начале 1943 года в море прорвались пять подводных лодок и только одна из них еле возвратилась в базу, то движение подлодок в Балтийское море было прекращено для их сохранения.

— Когда мы говорим о подвиге блокадного Ленинграда, то чаще всего все сводится к тому, что армия и флот отстояли город, что жители его сумели выжить — наперекор врагу. При этом как-то забывается, что ленинградцы не просто выживали сами, но и очень многое сделали — причем по самым различным направлениям — для общей победы над врагом. Вот вы, Борис Яковлевич, находясь в Ленинграде, служили тогда во внешней разведке...

НАЛИВАЙКО: Да, с 15 мая 1942 года я пришел в 1-й отдел Ленинградского управления НКВД рядовым оперработником. Мы работали с немецкими военнопленными, подбирали наиболее подходящие кандидатуры для вербовки, занимались соответствующей их подготовкой — радиоподготовкой, разведывательной, а затем и переброской за линию фронта.

— По-моему, в открытой печати об этом нигде и никогда не говорилось. Какова же была результативность этой работы?

НАЛИВАЙКО: Мне трудно об этом судить, потому что нашей задачей были подготовка и вывод, а уже работа с ними меня не касалась. У нас были разные способы вывода агентов: и с самолета сбрасывали, и по «зеленой границе», как говорят, мы их выводили. Кстати, у меня родители эвакуировались из Ленинграда, квартира оказалась свободной — и немцы, три человека, у меня даже жили. Велась их подготовка, приходили инструкторы, и затем была их переброска за кордон. Вот та скромная работа, в которой мне пришлось принимать участие... Возглавлял тогда наш разведотдел Александр Михайлович Сахаровский, который после войны в течение многих лет был руководителем внешней разведки Советского Союза.