Тайные тропы
Шрифт:
У входа в пассажирский зал Ожогин обратил внимание на висевший на стене градусник. Всмотрелся: столбик ртути показывал сорок три выше нуля.
— Ого! Ничего себе, — сорвалось у Ожогина. — В тени — сорок три...
Минув просторный, продуваемый сквозняком зал, он вышел к подъезду и невольно остановился. Перед ним раскрылась чудесная панорама. Вдали в лазоревой дымке рельефно вырисовывались зубчатые вершины отрогов Тянь-Шаня, покрытые снегом.
Слабый ветерок лениво колыхал покрытые пыльной пудрой листья густых, тенистых кленов, растущих против вокзала. Казалось, что вся природа — и клены, и густые заросли хмеля, вившегося по фасаду вокзала, и клумбы с пестрыми цветами, и густые сады окраин города, и далекие горы, и сам воздух, — все-все погружено в дремотную истому под нестерпимо палящими лучами полуденного августовского солнца.
— Никита! Здравствуй! — раздался голос рядом, в кто-то схватил Никиту Родионовича за руку.
— Константин! Приехал-таки... Молодец! — воскликнул приятно обрадованный Никита Родионович.
— Чуть было не опоздал, — проговорил Константин, обнимая брата. — Пойдем, я на машине. Телеграмма пришла всего час назад. Хорошо, что ты адресовал ее на работу, — я бросил все и помчался... И вот видишь, не опоздал.
Константин взял из рук Никиты Родионовича небольшой чемодан и повел брата за собой к ожидавшей их «эмке».
— А ты что-то изменился, — сказал Никита Родионович, когда они уже сели в машину, — или мне так кажется...
Константин выглядел действительно похудевшим и сильно загоревшим. Такие же, как у брата, густые темнорусые волосы его казались сейчас очень светлыми, на висках у глаз резко выделялись не поддавшиеся лучам солнца белые пучочки морщинок.
Константин улыбнулся. Белые морщинки исчезли. По внешности он очень походил на Никиту Родионовича: и правильными чертами лица, и темными задумчивыми глазами, и цветом волос. Сходство между ними усиливалось, когда он улыбался. Только ростом Константин был чуть пониже брата.
— Я же все время в горах, на воздухе, на солнце, — как бы оправдываясь, ответил Константин. — Восемь дней назад только вернулся, а завтра опять укачу.
— И как только не сбежит от такого мужа Тоня, — пошутил Никита Родионович. — Вечно ты не дома...
...Они мчались по городу. Асфальт на площадях и улицах от жары нагрелся и размяк. Автомашины с шуршащим звуком вычерчивали протекторами покрышек на его размягченной поверхности узорчатые рисунки. Духоту не разряжали ни густая зелень, ни журчащие арыки.
— Ну и печет, — пожаловался Никита Родионович, вытирая с лица обильно струящийся пот.
— Да, основательно, на полную мощность, — подтвердил Константин.
По пути, в машине, братья поговорили о результатах командировки Никиты Родионовича, о встрече его с Андреем Грязновым, обучающимся второй год в аспирантуре при одном из московских вузов. Дома Константин подал Никите Родионовичу закрытое письмо.
Тот, не вскрывая, внимательно его осмотрел: почерк твердый, уверенный, явно мужской, но совершенно незнакомый, штамп местного почтового отделения, — значит, и письмо местное.
— Когда получил? — спросил Никита Родионович.
— В пятницу...
— Значит, ровно неделю назад?
— Да, сегодня тоже пятница. Ну, скорее вскрывай, — сказал Константин. — Ну, у тебя и терпение. Я уже несколько раз собирался прочитать, да все не решался.
Никита Родионович промолчал. Он продолжал в раздумье вертеть конверт в руках, потом еще раз всмотрелся в штампы на лицевой и оборотной сторонах его.
— Вскрывай и читай, — торопил Константин, — а потом я тебе еще кое-что расскажу.
— Да-а? — неопределенно протянул Никита Родионович, взял со стола ножницы и осторожно срезал короткий край конверта. Маленькая записка гласила:
«Дорогой Никита Родионович! Приветствую Вас! Давно собирался повидаться с Вами, но как-то все не удавалось. Хочу передать Вам задушевный привет от лица, хорошо знавшего нашего общего друга по фронту и «воспитателя» и могущего напомнить Вам спор относительно «Сатурна», «Юпитера» и «Марса». Зайду к Вам в воскресенье в семь вечера. Надеюсь, что застану Вас дома».
Подписи не было.
Пораженный Никита Родионович тяжело опустился на стул.
— Что случилось? — тревожно спросил Константин.
Никита Родионович молчал, думая о своем.
— Никита, слышишь? Что за письмо?
— Ничего особенного, — с заметной озабоченностью ответил Никита Родионович. — Просто неожиданно... Старые, потусторонние дела...
Константин пожал плечами. Ответ брата его явно не удовлетворил, но он понял, что спрашивать дальше неудобно. Отношения между Никитой Родионовичем и Константином с той поры, как они стали взрослыми, отличались ровностью, искренностью, верой друг в друга. Молчание брата не огорчило Константина.
— Ну, ты тут располагайся, а я пойду на работу, — бросил Константин, уже направляясь к двери.
Но Никита Родионович остановил его:
— Ты, кажется, что-то хотел сказать?
— Ах, да, — спохватился Константин, — чуть не забыл. Вечером, в воскресенье приходил какой-то мужчина и спрашивал тебя.
— В котором часу? — быстро спросил Никита Родионович.
— Примерно, часов в семь, не позднее.
— Каков он собой?
— Похож на узбека, уже немолодой, довольно рослый, хорошо говорит по-русски.
Никита Родионович потер концами пальцев свой высокий лоб, сдвинул хмуро брови. Тысячи догадок и предположений лезли в голову, хотелось сосредоточиться, привести в порядок мысли.
— Хорошо, поезжай, а мы тут с Тоней будем хозяйничать.
Константин засмеялся.
— Придется одному, без Тони. Она в Свердловске. Поехала проведать мать.
— Вот так так! А я ей подарок привез. Ну, да ладно, придержим до возвращения. У меня больше вопросов нет. Беги! Я тут один справлюсь.
Никита Родионович закрыл за Константином калитку и вернулся в комнату. Он снял шерстяной костюм, выкупался и надел пижаму. Стало легче, но духота все-таки донимала основательно. Захватив подушку и одеяло, Никита Родионович отправился в сад.