Тайные тропы
Шрифт:
Но опасения Никиты Родионовича оказались напрасными. Капитан Кедров действительно «обернулся быстренько». Он отсутствовал не более сорока минут.
— Теперь все в порядке, — произнес он и уложил катушки обратно на свое место.
Кедров внимательно, не торопясь, проверил, лег ли ковер на прежнее место, попали ли ножки стола и кровати в выдавленные ими углубления, и лишь тогда успокоился.
Кедров прошел в парикмахерскую, открыл дверь на улицу и уселся на диван.
— Закрывайте свою дверь, — бросил он. — Сидите и ждите.
Вновь наступила тишина. Никита Родионович курил папиросу за папиросой и когда дошел до третьей — услышал вдруг голос Раджими за стеной.
— А вы сидите здесь? — спросил он.
— А что же мне, по-вашему, делать? Итти по городу с наполовину выбритой физиономией? Нет уж, избавьте... Давайте кончать.
— Как все глупо произошло. — проговорил Раджими. — Посидите минутку, я приведу себя в порядок.
Раджими вошел в комнату, плотно закрыл за собой дверь.
— Как хорошо, что вы не бросили дом, — благодарно прошептал он. — И слава аллаху, что вас не втянули в эту историю.
— А что произошло? — поинтересовался Ожогин.
Раджими разразился бранью.
— Дурацкая история. В полном смысле слова дурацкая. Я обслуживал клиента. Он меня и сейчас ждет. Заходят два пьяных и начинают спорить, кому из них первому бриться. Спор чуть не перешел в драку. Тут, как на грех, — милиционер, и нас троих потянули в отделение. Клиента не взяли потому, что он был недобрит и в мыле.
Раджими взглянул на часы и покачал головой.
— Все, что предстояло нам с вами сделать, сорвалось. Вы можете итти. Когда надо будет, я пришлю вам телеграмму и приглашу на свой день рождения... Какая досада, — сокрушался он и напоследок добавил: — Между прочим, с вашим другом Алимом я виделся. Симпатичный парень... Мы обо всем договорились.
Никита Родионович распрощался и ушел.
6
Саткынбай решил еще раз побеседовать по душам с Абдукаримом.
Свадьба ожидалась в самое ближайшее время. Мать Абдукарима скупала продукты, сладости, вино для тоя. В доме произошла перестановка. Койку Саткынбая перенесли в столовую, освободив крайнюю комнату для молодоженов. Это возмутило Саткынбая, он лишился возможности принимать у себя людей, слушать ночные радиопередачи.
Надо было во что бы то ни стало отговорить Абдукарима от женитьбы или, в крайнем случае, хотя бы оттянуть на некоторое время свадьбу.
Саткынбай долго обдумывал, как построить беседу с Абдукаримом. Зная пристрастие друга к спиртному, он решил угостить его. Водка всегда развязывала язык Абдукариму, он становился разговорчивее, откровеннее.
Вдвоем они долго бродили по базару, отыскивая чайхану, где было бы поменьше народу. Но везде было многолюдно, шумно.
— Чего мы бродим? — с недовольством спросил Абдукарим, не зная планов друга.
— Да неохота на ногах у других сидеть, — ответил Саткынбай.
Наконец, место нашлось. Друзья уселись на деревянный помост. Саткынбай положил одну ногу под себя, другую свесил. Он уже отвык сидеть по-восточному. Абдукарим поместился рядом.
— Эй, чойчи! — позвал Саткынбай прислуживающего старика и заказал ему, кроме чайника чая, самсу и шашлык. Потом он развернул бутылку и налил водку в пиалы.
— Тоска берет, — начал он и подметил удивленный взгляд Абдукарима. — Не знаю, куда себя деть. Надоело все, ни на что смотреть не хочется... Когда возвращался сюда, надеялся, что увижу хотя бы часть того, с чем свыкся, а, оказывается, все превратилось в прах... Никак не могу смириться, что эти, как их... новые люди разрушили все наши жизненные устои, отняли наши богатства, наши дома, земли. Смотришь на все, в глазах мутится, нутро выворачивается...
Саткынбай умолк. Старик принес несколько палочек шашлыка, самсу, тонко, кружочками нарезанный, лук, лепешки.
Абдукарим молчал, будто не слышал сказанного.
Выпили. Закусили шашлыком.
— А помнишь, — продолжал Саткынбай, — как мы гуляли с тобой там? А? На тебе еще был немецкий костюм, а в кармане немецкие деньги.
— Помню, — ответил хмуро Абдукарим.
От выпитого лица у обоих покраснели, в глазах появился лихорадочный блеск.
— Видишь, — сказал Саткынбай, — я на тебя рассчитывал, думал, помогать мне будешь, а ты жениться задумал...
— И женюсь, — отрезал Абдукарим.
— Да я тебе запрещаю, что ли? Ну и женись. Но неужели нельзя повременить немного?
— Решил и женюсь.
— Ты скажи правду, как другу, — как можно мягче произнес Саткынбай и положил руку на плечо Абдукарима. — Тебя мать принуждает?
Абдукарим нахмурился, отодвинул от себя пустую тарелку.
— Мать здесь не при чем. Я сам себе хозяин.
— Ну, уж я бы не сказал. Не хозяин ты себе. Над тобой стоит хозяйка, а женишься — вторая станет, и будут тебя подгонять в хвост и в гриву.
— Пусть так. Не ты же.
Саткынбая подмывала злоба. Он знал трусливый характер своего друга, но не думал, что он до такой степени безволен. Ведь как можно ошибиться в человеке! Там, на той стороне, в других условиях, он был совсем другим. Конечно, он и тогда не отличался храбростью, но зато слушался его, Саткынбая, соглашался с ним, разделял его взгляды. А теперь?
— Не узнаю я тебя, — проговорил Саткынбай. — Тебя точно подменили.
Абдукарим пожал плечами и встал.
— Пойдем, у меня голова болит, — предложил он.
Уговоры Саткынбая выпить еще не подействовали. Абдукарим отказался. Настроение у Саткынбая испортилось. Ничего он не добился и на этот раз и только даром загубил деньги и время.
«Надо что-то предпринимать, — подумал Саткынбай, — этот осел или не желает вспоминать прошлое, или действительно уже забыл о нем».
— Подлый трус, — шипел сквозь зубы Саткынбай, идя следом за Абдукаримом.. — Трусость погубит тебя, жалкая душонка...
Алим Ризаматов был очень удивлен, когда недалека от квартиры его остановил небольшого роста, узкий в плечах и бедрах, с желтоватым лицом человек, напоминавший своей внешностью восточного сановника. Таких Алиму доводилось видеть лишь на рисунках.