Тайные тропы
Шрифт:
Юргенс рассмеялся. Он понял смысл комбинации, задуманной Раджими.
— Согласится? — спросил он.
— А куда он денется?
— Вы забыли о жене.
— Заверим обоих, что вначале его, а потом ее.
Юргенс хмыкнул, достал портсигар и закурил. Помощник его, конечно, прав. Где пройдет один, там всегда пройдет и другой. Но какой смысл во всей этой затее? На что нужен там Мейерович? А тут еще жена. Сколько возни. Нельзя ли сделать еще проще?
Юргенс промерил комнату от стены до стены несколько раз и хлопнул в ладоши.
— Принимаем ваш вариант, но с небольшой поправкой, — сказал он.
— Слушаю, — обронил Раджими. — Поправки всегда улучшают...
— Обещать будете по своему варианту, а делать — по моему. Ради чего мы станем возиться с таким гнилым товаром, как этот ваш Мейерович? Зачем его вывозить? По дороге с ним, например может что-нибудь случиться...
Теперь его поддержал и Раджими.
— Гениально! — воскликнул он.
— Но придуманный вами выход, знаете, чем еще хорош? — спросил Юргенс.
Раджими задумался.
— Нет, не знаю.
— Оставлять Мейеровича здесь для нас невыгодно. Так или иначе, рано или поздно все может всплыть наружу, а тогда... Жена его не должна знать, на каких условиях вы делаете для них одолжение.
Раджими склонил голову в знак согласия.
В тог же день вечером. Никита Родионович, вызванный телеграммой, шел в парикмахерскую Раджими.
Телеграмма, как и в прошлый раз, была подписана «Рами», но Ожогин чувствовал, что предстоят свидание и разговор с Юргенсом.
Появление покойного шефа не только ошеломило Ожогина, но и еще лишний раз показало, на что способны империалистические разведки в своей ненависти к советской стране.
Никита Родионович шел и думал о том, как запутаны, извилисты и опасны тайные тропы. Они идут через моря и границы, по лесам и бескрайним степям, петляют по глухим закоулкам, теряются из виду. И сколько надо зоркости и упорства, умения и мужества, чтобы обнаружить эти тропы и найти едва приметные следы на них.
Спокойствие и уверенность майора Шарафова передавались Никите Родионовичу.
В своих предположениях Ожогин оказался прав: в квартире Раджими его встретил Юргенс.
— Ну вот, теперь мы подробно и побеседуем, — проговорил он приветливо, пожал руку Никите Родионовичу и закрыл на замок дверь.
Ожогин сел за стол, Юргенс расположился напротив. Под самым потолком горела маленькая пузатая лампочка, разливая бледный, рассеянный свет. Лицо Юргенса было довольно хорошо освещено, и Никита Родионович стал разглядывать его.
— Ну как? Изменился я? — был первый вопрос Юргенса. Он положил перед гостем портсигар и спички.
— Если и изменились, то очень мало, — сказал правду Ожогин. Так было и в действительности, — время не оставило на всем облике Юргенса приметных следов, он только чуть-чуть потяжелел, погрузнел.
Никита Родионович открыто, с подчеркнутым любопытством продолжал смотреть на собеседника, чем заставил Юргенса рассмеяться.
— Что? До сих пор не верите глазам? — спросил он.
— Вы отгадали. До сих пор не верю.
— Решили похоронить меня?
— Вы сами себя похоронили.
— Да, это точнее. Вы правы. Я поторопился немного, хотя ошибки в этом не вижу. К этому были причины. Не исключалась возможность попасть в списки так называемых военных преступников, с одной стороны, ну, и, кроме того, среди американцев мог отыскаться какой-нибудь сумасшедший и поднять, пока суть да дело, шум. Сейчас все обошлось, и, как видите, я сижу перед вами.
Ожогин кивнул головой.
— Ну, а как ваши дела?
Никита Родионович коротко рассказал о всех перипетиях, которым подвергались он и его друзья с момента «похорон» Юргенса. Рассказал о себе, Ризаматове, Грязнове. Юргенс слушал его не прерывая, а когда ой окончил, спросил:
— Вы к Блюменкранцу являлись?
— Мы его не нашли. То есть нашли его квартиру, но в ней оказался совершенно другой жилец, а расспрашивать не решились.
Юргенс поднял глаза на потолок, о чем-то подумал и кивнул головой.
Немного спустя, он сказал:
— Да это и не так важно, важно, что вы все целы, устроились, хорошо себя чувствуете.
Голос Юргенса, жесты, манера держать себя оставались прежними. Он, как и раньше, говорил очень самоуверенно, властно. Как и раньше, любил делать паузы при беседе.
— А как же с моим поручением?
— Относительно Мейеровича?
— Да.
Никита Родионович объяснил, что за краткостью времени он не смог собрать о Мейеровиче полных данных, но из бесед с лицами, его знающими, пришел к выводу, что он опытный работник, пользующийся известным авторитетом в кругах хозяйственников.
— Этого достаточно, — заметил Юргенс.
— Чем я еще могу быть полезен вам? — поинтересовался Ожогин.
— Такими мелочами я вас больше беспокоить не стану. Перед вами встанут более серьезные задачи. Для вас, как и для меня, совершенно ясно, что здесь, — я имею в виду Среднюю Азию, — произошла большая перестройка, и старые топографические карты потеряли всякое значение. В них надо внести исправления. Без спешки, спокойно, методически постарайтесь нанести на карту все новое. Тут появились четыре новых города, дайте им полную характеристику. Поинтересуйтесь, где оборудованы новые аэродромы, где отстроены энергетические узлы. Подсчитайте энергетические и топливные ресурсы.
— А сроки? — спросил Никита Родионович.
— Сроками я не буду вас лимитировать. По мере накопления материалов передавайте их Раджими. Как у вас со средствами?
— Я ни в чем не нуждаюсь.
Ответом Ожогина Юргенс остался не очень доволен. Он подчеркнул, что если возникнет надобность в деньгах, то следует лишь сказать об этом Раджими, и он все устроит.
Беседа заняла, примерно, час. Юргенс еще раз подчеркнул, что Раджими можно доверяться во всем, он опытен в делах Востока, хорошо разбирается в людях.