Тайные знаки
Шрифт:
— Но я уверена, что могла бы нарисовать такие!
— И я уверен! — горячо прошептал Валерий. — Но Жак! Надо убедить Жака! А как было бы мило! Мы бы всем говорили, что ты сидишь в психушке в Рязани, а ты бы чирикала перышком здесь в милой мансардочке. На Монмартре! А?
— Да… Хорошо бы! — заплетаясь языком, согласилась Марго.
— Но это дело времени! Не ссы! Главное — будь умницей! Гравюры умеешь делать?
— Проходили в учехе. А он в галерее их вывесит? Эти-то «глазки»?
— Не-ет! Ты что! — прошипел Валерий. — Втихаря по коллекционерам рассосутся.
— Но если это такие шедевры…
— Никакие это не шедевры. Рисунки психов. Я сказал тебе. И вообще, Можешь ты заткнуться?
— Могу!
— Вот и заткнись!
Марго скуксилась.
Где-то на середине бесконечного коридора они повернули налево и оказались в гостиной, где в тусклом теплом свете бра их поджидал хозяин. Он был теперь в прекрасном шелковом халате, темный фон которого покрывала перламутровая и бисерная россыпь. И белое лицо Жака казалось лицом деревянной крашеной статуэтки, какие Марго видела один раз в ГМИИ им. Пушкина в Москве. Почему-то вспомнился Вертинский («… на морозе даже розы…») и роман то ли Набокова, то ли не Набокова «Кокаин». Кокаин с водкой — любимый коктейль революции. Жак улыбнулся, сверкнув зубами, и подвинул Коше пачку листов и ручку.
— Ваш автограф, мадмуазель. Может быть, этот контракт станет первым на пути к великому успеху!
Марго зевнула и растерянно посмотрела на протянутое стило. Обе руки у нее были заняты слайдами, и она не сразу сообразила, что с этим можно сделать.
— Ай-яй-яй! Мы не даем тебе покоя! Какие мы плохие, — запричитал Жак. — Но ты уж извини нас. Валерий улетает утром… Через два часа опять в аэропорт… Представляешь? Так долго лететь и остаться всего пару часов… Но ничего не сделаешь — бизнес… Присаживайся.
— Ага… — сонно улыбнулась Марго, опускаясь снова на краешек белого кресла.
Жак положил перед ней ручку и, вытащив из кармана золотую коробочку и зеркальце, насыпал на стекло две полоски белой пыли. Коша оторопело следила за его холеными нервными руками. Покрытые бесцветным лаком ногти дорого поблескивали, сворачивая в трубочку новенькую пятисотфранковую купюру.
— Хочешь? — загадочно улыбнулся Жак. — Снежок освежает жизнь. Она становится чистой и прекрасной… Попробуешь? Никакого вреда — только чистый восторг… Это не шмаль хиппанская… Это дорогой кайф.
— Нет, спасибо… Я устала… — покачала Марго головой, все еще не зная, что делать со слайдами…
— Ну как хочешь. А нам с Валери еще поработать надо, — Жак поднес зеркальце к носу и по очереди втянул обе дорожки.
— Да положи ты их в карман, — сказал Валерий по-русски и, отобрав у замеревшей Коши слайды, сунул их ей же в куртку по очереди в левый и правый нагрудные карманы, сопроводив словами. — В правый — нужное, в левый — шняга. Запомнила? Ну ладно. Если что, Жак тебе объяснит.
— Да я помню! — встрепенулась Марго, зевнула и взяла ручку.
— Пиши. Вот здесь и здесь. —
— А почитать можно?
— Конечно-конечно! — оскалился в улыбке Жак. — Читай сколько хочешь! Валери, помоги нашей художнице. Нашей звезде.
— М-м-м-да…
Марго пробежала глазами последнюю страницу и ничего не поняла — букашечки буковок запестрили в сонных глазах. В конце концов, что у нее — есть выбор? Сейчас она подписала бы договор и с чертом. Единственное, что бросилось в глаза — рядом с подписью Жака зачем-то присутствовала каракуля Валерия. Коша заколебалась.
— А это зачем? Я что, несовершеннолетняя? — спросила она скорее для порядка.
— Это?! — Жак дернул порошок одной ноздрей, потом второй и взмахнул густыми бровями. — Валерий твой импресарио. Он ручается за тебя. Так положено. Без этого недействительно. Твоя виза не позволяет нанимать тебя на работу. Это собственно даже и не договор о найме, это договор о передаче двадцати готовых холстов. Давай, подписывай…
— Ну… — так и не найдя, что сказать, бывшая Кошкина дважды вывела корявую неуверенную подпись «M. Tank» и брякнула ручкой об стол. — Все.
Впрочем, все это лишь формальность. Тем более — это все сон. Конечно, сон.
Валерий бросил в пепельницу догоревшую гильзу и взял протянутую ему Жаком золотую коробочку.
— М-м-м? — поднял он глаза на Кошу.
— Не хочу. Я же сказала.
Жак широко улыбнулся и убрал бумаги в папку.
— О! Какая у тебя многообещающая фамилия! — воскликнул Жак.
— Да?! Правда? — обрадовалась Марго.
— Тогда хотя бы давай выпьем за успех предприятия! — сказал галерейщик счастливым влажным голосом. — Я верю, что ты создашь прекрасные холсты, которые принесут нам деньги и славу!
— Давай-те! — Марго взяла стакан, чувствуя себя важной и незаменимой, гениальной и креативной.
Чокнувшись с новыми компаньонами, она залпом выхлестала вино и поднялась. Теперь и Жак, и Валерий показались ей классными, чертовски приятными интеллигентными людьми. Людьми, которые знают, как устроена жизнь на самом деле, и вертят ей как хотят. И — надо же(!) — они взяли ее к себе! Как стая лебедей, пролетавшая над домиком гадкого утенка, легко, как само собой разумеющееся, взяла его в свою стаю, так и эти достойные люди обращаются с бедной русской художницей так, как она и достойна этого, как достоин человек, создающий настоящие произведения искусства. И она даже посидела бы с ними, но уж очень хочется спать.
И, пытаясь проявить свое неравнодушие и симпатию, Коша спросила:
— А эксперт уже приезжал, да?
— Какой эксперт?! — Валерий и Жак переглянулись.
— Ну этот. Он должен был оценить гравюры, которые привез Валерий.
— М-м-м… — изображая полное непонимание, улыбнулся Жак и стал ждать, когда Марго уйдет.
— Пожалуй, я пойду! — сказала она, поняв, что спросила что-то не то.
— Покойной ночи… Валери, проводи Марго, будь любезен, — улыбнулся Жак, и глаза его остановились, сосредоточившись на невидимом.