Тайный брак
Шрифт:
— Он фламандец, — пояснила она, — и великий художник.
Великий художник произнес на ужасном французском:
— Я прибыл от ее величества королевы. Она попросила меня написать портрет вашего высочества. О, вы так очаровательны! Это хорошо… Хорошо для портрета, хочу сказать. Всегда приятно, когда тот, кто позирует, красив собой. Ваш портрет должен быть моей удачей, миледи.
— Приступить к делу надо как можно скорее, мое дитя, — сказала настоятельница. — Таков приказ королевы. — Она повернулась к художнику. — Где
Он придирчиво оглядел келью.
— Хорошо, — наконец согласился он.
Я уже немного пришла в себя.
— Кому понадобился мой портрет? — спросила я.
— Но это ваша мать… — ответил он несколько удивленно. — Королева…
— Понимаю… Но… для кого?
Он закатил глаза к потолку.
Мать-настоятельница поспешила вмешаться:
— Я велю подготовить для вас эту келью. Сколько вам потребуется времени для картины?
Он пожал плечами и снова закатил глаза к потолку.
— Приступлю к работе и тогда скажу вам. Принцесса, мне говорили, вы очень похожи на свою сестру.
— Вы имеете в виду покойную герцогиню Орлеанскую? — спросила мать-настоятельница.
— Да. Принцесса похожа и на мать-королеву тоже.
— У них есть сходство, — сухо заметила она.
Он кивнул, чему-то улыбаясь.
Работа художника продвигалась успешно, а меня не оставляла тревога. Кому и для кого потребовался мой портрет? Совершенно очевидно, не для матери — она не собирается вешать его в своей спальне. Так почему же она, столько лет не вспоминавшая о моем существовании вообще, захотела вдруг получить его? На это есть лишь один ответ: он для заказчика. Но кто он, этот таинственный незнакомец, для которого пишут принцессу крови, дочь короля Франции? Кто он?..
Мне вспомнился рассказ Изабеллы. Ее портрет послали в Англию королю Ричарду, тот сразу влюбился в изображение, а потом и в ту, которая позировала для картины.
Теперь, видимо, моя очередь. Но для кого?
Мы немного беседовали с художником во время его сеансов — по часу каждый день, утром и после полудня.
— Нет никакого смысла позировать подолгу, — говорил он. — Модель устает, а ведь мы не хотим воссоздать усталость, не так ли?
— Вам никогда не приходилось рисовать людей с усталыми или утомленными лицами? — спросила я.
Он с упреком взглянул на меня.
— Нет… Конечно, нет. Я пишу только прекрасные лица. Женщин в расцвете красоты… Это нравится всем.
— Но ведь у каждого человека есть какие-то недостатки, изъяны… — сказала я. — Разве не так?
— Моя задача отыскивать черты совершенные, — отвечал он. — Понимаете? Например, у вас потрясающие глаза. И я выделяю их, заставляю людей смотреть и чувствовать, как они прекрасны. Или ваш нос… скажем, не очень красивый… Но в определенном ракурсе он красив. И я выбираю этот угол… Вы меня понимаете?
Я не могла сдержать смеха. Действительно, глаза у меня, пожалуй, самое красивое, что есть в лице, а что касается носа, то я унаследовала его от Валуа, а у них… Но все же он у меня не так уж выделяется… надеюсь…
Художник привез с собой портрет Изабеллы. Он ставил его во время сеанса так, чтобы постоянно видеть. Я спросила, зачем он это делает.
Он ответил с таинственной улыбкой:
— Посмотрим, как вы похожи.
— Но вы же рисуете меня, а не ее.
По свойственной ему манере он поднял плечи и устремил взор к потолку.
Я продолжала настойчиво расспрашивать:
— Вы же не можете не знать, зачем матери понадобился мой портрет?
Он опять слегка улыбнулся.
— О… Но вы же ее дорогая маленькая дочь.
— Она так и сказала вам? «Поезжайте и нарисуйте портрет моей дорогой маленькой дочери?» — В моем голосе прозвучала горечь.
Он утвердительно наклонил голову.
— Королева хочет его кому-то преподнести, — сказал он. — Так я думаю.
— Кому?! — почти закричала я.
— Принцесса, — ответил он мягко, — я всего-навсего живописец. Короли и королевы не делятся со мной своими секретами.
— Значит, это секрет?
— Что я могу знать? — сказал он устало.
Но он знал, я не сомневалась в этом. Только моя мать наверняка запретила ему говорить что-либо.
Наконец портрет был закончен. Когда я увидела его, то совершенно искренне подумала, что художник польстил мне. Об этом я сказала ему. Он ответил серьезно, без всегдашней легкой улыбки:
— Нет, принцесса, вы не правы. Я написал то, что увидел.
— Но ведь это, скорее, моя сестра Изабелла, нежели я!
Как ни странно, это утверждение ему пришлось по душе.
Вскоре он отбыл из монастыря, увозя картину с собой.
А через несколько дней после его отъезда в монастырь прибыли посланцы королевского двора.
По распоряжению королевы я покинула монастырь и вернулась в Париж.
Глава 4
СОГЛАШЕНИЕ О БРАКЕ
Полная неприятных предчувствий, я направилась в покои матери, у дверей меня встретила одна из придворных дам.
— Мадам королева, — провозгласила она, — принцесса прибыла.
Я вошла.
Мне так давно не приходилось видеть свою мать, что ее внешность стерлась в моей памяти. И я вряд ли узнала бы ее, встретив в другом месте.
Мать возлежала на кушетке в платье бледно-лилового цвета. Жемчуг и бриллианты сверкали на руках, на шее, в мочках ушей. От нее исходило сияние драгоценностей. Мне показалось, она пополнела, а кроме того, будучи теперь не такой уж маленькой, я заподозрила, что цветом своего лица она обязана не столько природе, сколько искусству. Рядом с ней на софе расположились две маленькие белые собачонки.