Тайный детонатор
Шрифт:
– Тот самый, – заверил Кузьменко. – Московские товарищи провели тогда с ним разъяснительную работу, но отправили назад, к нам, велев присматривать.
– Он по-прежнему считает, что в СССР притесняют немцев?
– Так точно. Особенно после того, как умерла его жена.
– А что с ней?
– Врачебная ошибка. Умерла на операционном столе.
На минуту установилась тишина.
– Думаете, он мог устроить взрыв? – прервал тишину голос Балашова.
– Взрыв? Не знаю. А вот изготовить взрывное устройство для него, инженера-химика, пара пустяков.
– Где он сейчас
– По-прежнему на электролизном заводе, в заводской лаборатории. Сейчас в отпуске.
– Где?
– Соседи уже неделю его не видели. После смерти жены он живет один.
– Срочно установить местонахождение! Мы же должны за ним наблюдать. Если что – нам крепко не поздоровится.
Снова замолчали. Потом Балашов, взявший ведение совещания в свои руки, сказал:
– Продолжайте… А по части душевнобольных как дела?
Кузьменко, среднего роста, плечистый, со стрижкой «под ежик», не удержался и усмехнулся:
– Здесь тоже есть кое-что, вернее, кое-кто – знакомый всем Борисенков. Надо представлять?
– Его что, выпустили? – услышав фамилию, воскликнул Банных.
– Выпустили, полгода назад.
– Но он же шизофреник!
– Это не ко мне вопрос.
– И что Борисенков? По-прежнему льет слезы по убиенному императору?
– Его, как и Лихтнера, найти не удалось. Говорят, куда-то уехал. Насовсем. Куда-то в Подмосковье.
Многие из присутствующих знали, что, если Лихтнер выступал за права якобы притесняемых немцев, то Борисенков вдруг объявил себя не кем-нибудь, а самим цесаревичем Алексеем Романовым, который чудом спасся от расстрела в 1918 году в доме Ипатьева. Кто-то ему сочувствовал, кто-то покручивал пальцем у виска, пока Борисенков не попытался послать письмо в Канаду якобы своей тетке – великой княгине Ольге Александровне. В КГБ провели с ним беседу, пояснив, что великая княгиня уже несколько лет как отдала богу душу. Но Борисенков не унимался. А когда в ночь с 16 на 17 июля, в дату гибели царской семьи, он у ворот церкви запел «Боже, царя храни», в КГБ поняли, что всему есть предел. Быстро собранная из видных психиатров комиссия постановила, что место новоявленного самозванца в психиатрической лечебнице рядом с Юлием Цезарем и Наполеоном Бонапартом. Но взрывать Борисенков никого не собирался.
– Значит, только два подозреваемых, – невесело заметил Балашов и добавил: – Причем косвенно подозреваемых. Никто пока не знает, где они были в момент взрыва.
– Мы продолжаем работу в этом направлении, – сказал Кузьменко.
– Продолжайте, только имейте в виду, что взять на заметку всяких там психов или душевнобольных еще полдела. Надо установить, был ли кто из них в трамвае.
В голосе начальника штаба, продолжившего мысль своего непосредственного начальника, чувствовалось раздражение. Но следующему руководителю группы он задал вопрос спокойным тоном:
– Что скажете, майор Дедюхин? Накопали что-нибудь?
Михаил Дедюхин говорил четко, внятно, и Сергей, глядя на него, невольно вспомнил училище и комсомольские собрания, на которых Дедюхин также обстоятельно выступал и говорил о насущных задачах.
– Мы проверили более шестидесяти человек, имевших
– Ваши дальнейшие действия?
– Мы дали объявления в прессу. Может, появятся еще свидетели.
– Правильно… Число погибших и пострадавших уточнили?
– Так точно. Число пострадавших возросло до восьми. А погибших было и остается трое: домохозяйка Петрова, рабочий трамвайного депо Еременко. А вот имя третьей погибшей, которую буквально разорвало на части, установить пока не удалось.
– Это та, что в пятнистой шубе?
– Так точно. Никаких документов при ней не было. В справочное больницы никто не обращался.
– Работников Трамвайно-троллейбусного управления проверяли?
– Проверяли. Заслуживает внимания пока один человек – электрик Мусихин. Неделю назад его уволили за пьянку. Он прилюдно ругался, грозился, что устроит тем, кто его уволил, прощальный салют.
– Проверяйте. Он мог спрятать портфель со взрывным устройством еще до выхода трамвая из парка.
Балашов оглядел присутствующих:
– Ладно. Спасибо, товарищи, за работу. Перекур делать не будем. Кто у нас остается? – он посмотрел на Дружинина. – Калининградское управление? Что скажете, майор? Может, у вас найдется подозреваемый?
Дружинин поднялся:
– Найдется. И самый что ни есть серьезный. Только сначала я хотел бы назвать имя третьей погибшей, той, что погибла на месте. Это Жарихина Анна, зав производством столовой № 35. Это на ней была пятнистая шуба… Теперь насчет подозреваемого. Вместе с ней ехал в трамвае и директор столовой, некто Меликян. Он сошел на остановку раньше остановки “Микрорайон “Солнечный”. У него в руке была черная хозяйственная сумка тоже из кожзаменителя. В этой связи вопрос подполковнику Шакирову: может, взрывное устройство было не в портфеле, а в сумке из такого же материала, с такой же блестящей застежкой?
– Исключено, – подал голос Шакиров и тут же поправился: – Процентов на девяносто, что это был портфель.
– Но есть еще десять процентов…
Шакиров не нашел ничего лучшего, как промолчать, а Дружинин продолжил:
– Самое интересное, что вчера к Меликяну в середине дня нагрянул ОБХСС, но директора столовой и след простыл. Год назад Левон Меликян был под следствием за растрату, но отделался условным сроком. И еще: неделю назад в столовой № 35 было массовое отравление во время свадьбы. И хоть никто серьезно не пострадал, это тоже, на мой взгляд, стало поводом для проверки столовой.
– Как вы вышли на Меликяна? – спросил Балашов.
Пришлось Сергею подробно рассказывать о допросах Гороховского и Храбровицкой, которая и указала на Жарихину как на работницу столовой № 35.
– Меликяна срочно в розыск! – скомандовал Балашов своему заместителю и одновременно начальнику штаба; потом обратился к присутствующим: – Все свободны, кроме майора Дружинина.
…Начальник Управления и его заместитель внимательно смотрели на сидящего напротив Сергея. Первым начал Балашов: