Тайный дневник Марии-Антуанетты
Шрифт:
– Так отчего не позволить ему лишиться чувств, а потом провести операцию?
– Вряд ли я могу сделать это, руководствуясь только собственными желаниями.
– Нет, разумеется, вы не можете так поступить, – внезапно согласился с ним Иосиф, и на лицо его набежала тень задумчивости. – Но что, если такое разрешение дам я – или даже буду настаивать на операции?
– В таком случае, полагаю, у меня не будет другого выхода, кроме как повиноваться.
– А что, – продолжал Иосиф, и вилка его замерла на полпути в воздухе, – если он поранит себя и потеряет сознание, а вы, пока будете накладывать бандаж или вправлять кость, достанете свои
– Полагаю, при удачном стечении обстоятельств это вполне можно сделать.
– Доктор, вы охотник?
– Разумеется.
– Тогда почему бы нам не присоединиться к королю, когда он устремится за оленем, или вепрем, или каким-нибудь другим несчастным животным, которое предстоит загнать и убить? Может быть, во время погони с королем случится несчастный случай.
– Только пусть это будет не смертельный несчастный случай, – вмешалась я, встревоженная планами, которые мог вынашивать Иосиф.
– Если он столь же неуклюж на лошади, как и в танцах, то вряд ли сумеет избежать падения.
Это было правдой, Луи часто падал с лошади во время скачки. Однажды он так сильно ударился головой, что оставался без сознания, по крайней мере, час.
– И когда он в следующий раз отправляется на охоту?
– Теперь, когда установилась хорошая погода, он охотится почти каждый день, – сказала я. – А убитых животных привозит мне.
У меня весь шкаф был завален ушами, рогами и вонючими хвостами, которых в течение вот уже нескольких лет отдавал мне супруг в качестве доказательств своего таланта охотника.
– В таком случае, тебе предстоит заполучить еще один трофей, – Иосиф улыбнулся. – Кусочек королевской крайней плоти. Двойная погоня – за охотничьим трофеем и сексуальным удовольствием, а, доктор?
27 апрели 1777 года.
Они сделали свое дело.
Иосиф и доктор Буажильбер присоединились к охотничьей партии и напоили Людовика так, что тот попытался перепрыгнуть через забор и упал. Синяки на ногах и спине причиняли ему ужасную боль, поэтому доктор дал ему сильное снотворное. Король почти не сопротивлялся, когда его положили на крестьянскую телегу, чтобы отвезти во дворец. По дороге им пришлось сделать остановку, чтобы поднять над телегой полотняный тент из-за начавшегося ливня. И под этим самым тентом доктор поспешно произвел необходимые хирургические действия.
Сегодня Людовик все еще страдает от боли и потому отдыхает.
2 мая 1777 года.
Наконец-то.
10 мая 1777 года.
Все изменилось! Отныне я – женщина. И теперь надеюсь скоро стать матерью. Людовик радуется сексу, как ребенок – новой игрушке. Я краснею, когда приходится описывать всякие глупости, которые ужасно нравятся ему. К счастью, я всегда могу посоветоваться с Лулу и Иоландой, а также с мадам Соланж, хотя Иосиф и предостерегал меня, чтобы я не виделась с ней на людях, поскольку от этого предстаю в дурном свете в глазах других людей. Я рассказываю им обо всем, а они смеются и уверяют меня, что мой супруг ведет себя как неопытный новобрачный, кем он на самом деле и является.
Я уверена, что Людовик делает все, чтобы я забеременела, и мы так часто занимаемся сексом, что это неизбежно должно привести к требуемому результату. Софи почти ничего не говорит мне, но я заметила, что в последнее время она улыбается чаще и посматривает на мой живот, когда я одеваюсь. Иосиф тоже много улыбается, и еще он заставил меня пообещать, что когда у меня родится мальчик, то его назовут Луи-Иосифом.
3 августа 1777 года.
Сегодня после обеда я ждала Эрика в Храме любви в Маленьком Трианоне. Он опаздывал, что было не похоже на него, и, поджидая, я принялась обмахиваться веером и распустила шнуровку корсета. Подушки на деревянной скамье, на которой я сидела, были очень мягкими, и я задремала в саду, воздух в котором был напоен ароматами роз и ракитника «золотой дождь». Я откинулась на подушки и закрыла глаза.
Должно быть, я все-таки забылась легким сном, и меня разбудил голос Эрика.
– Вы выглядите очаровательно, лежа вот так, – негромко произнес он.
– Садись ближе, здесь довольно места для двоих.
– Я очень хочу этого, вы знаете, как я жажду этого.
– Мой дорогой Эрик…
Я выпрямилась, и он опустился на скамейку рядом со мной. Он улыбнулся, но я заметила скорбные морщинки на его высоком лбу и легкое беспокойство в прекрасных темных глазах, когда он наклонился, чтобы поцеловать меня.
Мне было трудно удержаться, и я пылко ответила на его поцелуй. Спустя некоторое время он отпустил меня, как делал всегда, поскольку его воля была куда сильнее моей.
– Я думаю, Амели подозревает, что мы встречаемся вот так, втайне. Какое-то время нам лучше не видеться. Ради вашего блага я притворюсь, будто влюбился в кого-нибудь еще. И тогда Амели сможет ревновать меня к ней, а не к вам.
Он поцеловал мне руку, а потом коснулся губами моей щеки, мокрой от слез.
– Я понимаю, – с трудом выдавила я. – Ты прав, конечно. О моей верности не должно ходить никаких сплетен, никто не должен усомниться в ней. Слухов уже и так более чем достаточно.
Это было правдой. Говорили, что я любовница графа д'Адгемара, и принца де Линя, и богатого венгерского графа Эстергази. Говорили даже, что я любовница Людовика Шарло, чье общество мне очень нравилось, и о котором было известно, что он состоял в любовниках у многих придворных дам.
Мы с Эриком с нежностью расстались, и я собираюсь не встречаться с ним наедине в течение некоторого времени. Разумеется, я вижу его с другими слугами, поскольку обязанности королевского конюшего заставляют его бывать в апартаментах Людовика или моих. Он также заведует моими конюшнями в Маленьком Трианоне. Это мучительно – так часто оказываться совсем рядом с ним, чувствовать возбуждение, в которое меня всегда приводит его присутствие, однако держаться с ним холодно и отстраненно.
Это мучительно, и это неправильно. Это жестоко. Если бы моим мужем вместо Луи был Эрик, то какой счастливой стала бы моя жизнь! А пока что мне остается только беспокоиться и ждать.
27 августа 1777 года.
Амели снова беременна. Она принесла мне медальон Святой Люсилии, который, по ее словам, я должна положить под подушку, чтобы она даровала мне дитя.
Она сделала реверанс, протягивая медальон, и взглянула на меня с хитрой улыбкой.
– Святая Люсилия принесет вам ребенка, – сказала она резким голосом, – если вы будете верны своему супругу и оставите в покое мужей других женщин.