Тайный дневник Марии-Антуанетты
Шрифт:
Аксель уехал, и я пребываю в печали и тоске. Мне было невыносимо видеть, как он уезжает. Когда он пришел вместе с генералом Рокамбо для формального прощания, я залилась слезами. Его сестра, баронесса Пайпер, тоже была здесь. Она всхлипывала, и он нежно обнял ее. Он не осмелился сделать то же самое со мной, лишь поцеловал мне руку и сунул записочку. Позже я прочла ее:
«Мой очаровательный маленький ангел, я увожу с собой вашу любовь. Сохраните же мою в своем сердце до моего возвращения».
Где он сейчас? И когда же он вернется ко мне?
12 апреля 1778 года.
У меня будет ребенок.
Отец ребенка – конечно, Людовик, а вовсе не Аксель. Аксель был очень осторожен, когда мы занимались любовью. Он сказал, что должен быть уверен в том, что наша связь останется без последствий.
Людовик говорит, что мы должны подождать еще месяц, прежде чем объявим всему миру о моем состоянии, и доктор Буажильбер с ним согласен. Пока что я не написала об этом даже матушке. Она будет счастлива услышать столь радостную новость.
21 апреля 1778 года.
Наши солдаты тысячами прибывают в полевые лагеря в Нормандии и Бретани. Мерси говорит, что мы должны вторгнуться на территорию Британии, которая объявила нам войну из-за того, что мы вступили в союз с американскими колониями. Людовик проводит много времени над списками оружия и провианта для войск, а также пишет письма поставщикам, указывая на обнаруженные дефекты в ружьях и пушках. Ему ненавистны совещания с министрами, и он постоянно жалуется, что они игнорируют его мнение, делая совершенно противоположное тому, на чем настаивает он.
Я напоминаю, что министров выбрали, в первую очередь, из-за их мудрости и опыта, которых у них больше, чем у него. Но когда его тщеславие уязвлено, он становится очень упрям, что случается все чаще.
Теперь по утрам меня тошнит, а после обеда клонит в сон. Меня уверяют, что это нормально. Я ношу в своем лоне наследника французского престола, и его безопасность превыше всего.
3 мая 1778 года.
Аксель вернулся ко двору, и я снова могу часто видеться с ним. Его экспедиция с генералом Рокамбо откладывается. Я была бы совершенно счастлива, что он здесь, со мной, если бы не знала, что он ездит в Париж на свидания с Элеонорой Салливан. Дни мои проходят в переменной тошноте и сонливости, а еще я раздумываю, где Аксель, когда его нет со мной. Иногда вместе с Людовиком я принимаю участие в совещаниях с министром иностранных дел графом де Верженном, который ненавидит Австрию и меня.
Я помогаю Акселю получить командование полком.
7 июня 1778 года.
Доктор Буажильбер говорит, что мне категорически запрещено нервничать. Я учусь вязать кошели. В этом вопросе меня наставляет тетка Людовика Аделаида. Я знаю, что парижане, не скрываясь, посмеиваются, что настоящим отцом ребенка является Шарло. Но я стараюсь не обращать внимания на эти клеветнические измышления.
Моим акушером будет брат аббата Вермона. Матушка не одобряет подобного выбора. Она называет его мясником и растяпой. Он приходит осматривать меня, отчего я чувствую себя очень неловко. Он ничуть не похож на аббата, которого я знаю как мягкого и чрезвычайно интеллигентного человека. Доктор Вермон очень нервный мужчина и положительно не способен пребывать в покое. Когда он прикасается ко мне, я чувствую, как дрожат его потные руки.
Ну как я могу оставаться спокойной, когда идет война, повсюду слышны грязные сплетни, а у меня будет нервный акушер? И что я могу сделать, чтобы сохранить хладнокровие в разгар этой сумасшедшей жары?
9
Мы прибыли в Компьен, и я каждый день прогуливаюсь в прохладной тени огромных деревьев старинного леса. Ребенок толкается у меня в животе. Он настоящий атлет, говорит Луи. Из него вырастет великий воин.
– Большой забияка, это вернее, – говорю я Иоланде, которая обычно сопровождает меня в прогулках по лесу. – Его отец – самый беспокойный и мнительный человек из всех, кого я знаю, а это должно передаваться по наследству.
Людовик очень тревожится из-за войны, которая уже объявлена, но еще не ведется. Он тревожится из-за министров, которые не слушают его и поступают так, как им хочется.
Тревожится из-за отсутствия денег в государственной казне и растущего поголовья кроликов в лесах. Он стреляет зверьков и бормочет себе под нос о том, с каким удовольствием он вот также перестрелял бы всех своих министров.
Он тревожится за будущего ребенка, но упорствует в том, что принимать роды должен только доктор Вермон. Все говорят, что английские акушеры – самые лучшие, значит, и у меня должен быть такой. Королева Шарлотта, супруга английского короля Георга, – немка, но все ее дети появились на свет с помощью английского доктора. По-моему, у нее очень много детей, и почти все они выжили. Аксель послал за шведским врачом, который обучался в Эдинбурге, и он будет рядом, когда у меня начнутся схватки. Софи пообещала, что приведет очень хорошую повивальную бабку. Хотя, разумеется, до рождения ребенка еще несколько месяцев.
4 августа 1778 года.
Я связала кошели для матушки, Карлотты, Лулу и всех, моих сестер и племянниц. Но больше не могу заставить себя взять в руки спицы! Теперь я вышиваю одежду для ребенка, хотя для него уже приготовлены полные сундуки одеял, ночных рубашек и вязаных чулок. Каждый день для него прибывают все новые подарки.
Аббат Вермон читает мне, пока я отдыхаю. Аксель часто отсутствует, он обучает солдат в лагере на побережье. Жизнь моя течет скучно, зато живот растет с каждым днем. Уж конечно, после родов у меня больше никогда не будет тонкой талии.
1 сентября 1778 года.
В Версале полно знати. Дворяне приезжают со всех концов страны, забыв об охотничьем сезоне. Они снимают все комнаты, какие только могут найти, даже крошечные неотапливаемые каморки под самой крышей. Они хотят быть здесь, когда мой ребенок появится на свет. Он должен родиться только в декабре, но иногда, как всем известно, это случается и раньше.
Доктор Вермон распорядился законопатить все щели в моем будуаре, чтобы в нем всегда было тепло, особенно в момент рождения наследника. Окна закупорены наглухо, а щели замазаны клеем и краской. Все двери в комнате заколочены гвоздями, за исключением одной. Вокруг моей кровати расставлены высокие ширмы, чтобы создать хотя бы видимость уединения.
Очень важно, чтобы при рождении ребенка присутствовали свидетели, и я готова к этому. Вместе с Людовиком и дюжиной других гостей я присутствовала при трех родах Терезы, и мы ясно видели, что дети появились на свет из ее тела, а не были принесены тайком и подложены в колыбель. В французской королевской семье не может быть самозванцев.
Тереза кричала, ругалась и вообще вела себя очень трусливо, все три раза. Но я буду храброй. Я не буду устраивать такого спектакля и не выставлю себя на посмешище. Я хочу, чтобы сын гордился мною. И однажды, когда он станет королем, я хочу, чтобы другие сказали ему: «Да, я присутствовал при вашем рождении. Ваша мать родила вас очень храбро. Она не издала ни звука от боли».