Тайный наследник для миллиардера
Шрифт:
Нина была в буквальном смысле раздавлена, когда Арсанов бросил ей в лицо результаты обследования Сони с отметкой второй группы крови. Крестная вызвала ее в кабинет и обстоятельно все объяснила.
Та даже отпираться не стала, только повторяла растерянно:
— Как же так, не может быть! Этого просто не может быть…
Но Тимур все равно заставил ее сделать тест, с которым пошел на переговоры к Широкшиным.
Нина подробно все рассказала — как она искала суррогатную мать, как изображала беременность. Она специально делала фотосессии с накладным животом,
«Рожала» Нина в частном роддоме у родного дяди. У Широкшиных большая семья, и прикрыть зад его бывшей жене желающих хватало. Бывшей, потому что Тимур сразу подал на развод.
Суррогатную мать, которая родила Соню, нашли быстро. Арсанов, когда ее увидел, чуть дара речи не лишился — здоровенная деваха ростом с него. Он не страдал сексизмом, но метр девяносто пять для женщины как-то чересчур.
По документам в «Эдельвейсе» Лида Швец числилась как донор биоматериала, и Арсанова бросало в дрожь, когда он представлял, что его Сонечка будет на нее похожа.
— У меня малой болеет, ему операция нужна. Вот я и согласилась, — рыдала Лидия, и Тимур дал знак Косте прекращать допрос.
В конце концов виновница здесь только одна, Нина. Остальные, вольные или невольные, всего лишь исполнители.
Лида сдала ДНК-тест, который показал, что биологически она Соне никто, и Тимур на радостях оплатил ее младшему сыну операцию. Лидия выносила его дочь, он даже почувствовал к ней что-то похожее на признательность.
А потом снова начал трясти Нину и ее подружку Ольгу, но те твердо стояли на своем. Яйцеклетки донорские, программа донорства яйцеклеток в клинике абсолютно анонимна, искать биологическую мать Сони бесполезно.
— Ну найдешь ты ее, и что? — спросила Ольга, когда он вволю наорался и наматерился у нее в кабинете. — Будешь взывать к ее материнским чувствам? Ты уверен, что твоя дочь кому-то нужна, кроме тебя? У донорши вполне может быть трое детей, любящий муж, а яйцеклетки она сдала, чтобы купить новый телевизор. Тебе станет легче, если ты об этом узнаешь?
— Я хочу знать, кто она, — уперевшись руками в стол, ответил Тимур. — Хочу убедиться, что с наследственностью моей дочери все хорошо.
— У нее и так все хорошо, Тимур, у нас все доноры перед забором биоматериала проходят полное обследование. Мы сами не знаем, чью яйцеклетку использовали. Думаешь, если бы Нинкины подходили, мы бы стали рисковать?
— Но группу крови же прохлопали, — буркнул Тимур.
— Сама не знаю, как так получилось, — неверяще развела руками Ольга, — кто-то явно ошибся при маркировке. Человеческий фактор, что поделать, разгильдяйство еще никто не отменял.
— Ждешь, что я тебе посочувствую?
— Нет уж, обойдусь.
Арсанов мысленно представил, как по кирпичикам разбирает здание медцентра, выдохнул и ушел. Дочь дороже. Она не должна ничего узнать, никогда. Как и ему незачем знать, как именно добывала его биоматериал Нина.
Они оба обследовались в этом центре, и спермограмма в протокол обследования тоже входила. А может, бывшая жена собирала использованные презервативы, прятала в морозилке и потом везла в лабораторию в сумке-холодильнике. Вот это его точно не интересовало. Больше интересовало, как такое вообще с ним могло произойти.
Тимур не мог поверить, что женщина, с которой он прожил восемь лет, способна на такой бессердечный поступок. Он испытывал невыносимое, жесточайшее чувство вины перед своим ребенком, особенно когда видел молодых мам с детьми. И когда видел, с какой нежностью и любовью те берут на руки своих малышей.
Он мужчина, при всем желании у него так не получится. Как бы он ни хотел.
Его дочь зачали в пробирке, сунули в чужую женщину, которая родила ее и отдала без капли сожаления. Девочке даже отказано в праве узнать, кто ее мама. Несколько раз Арсанов порывался провести следствие и найти донора. Наверное, если подключить знакомых силовиков, у него бы получилось, но…
Опять это «Но». Найти, чтобы что?
Чертова Ольга права. Тимур вдоль и поперек изучил законодательство. Донором вполне может быть рожавшая женщина, у которой трое детей и любящий муж, закон этого не запрещает. А на деньги, вырученные от продажи яйцеклеток, дружная семья давно купила новый телевизор. Или стиральную машину.
И от этого делалось особенно тошно.
От скатывания в жесткую депрессию спасали работа и ребенок. Ну и родители, конечно. Тимур вообще не представлял, как бы они с Сонечкой выживали, если бы не мама.
Она помогла выбрать обеих нянь, ночную и дневную, ночевала у них, когда няни брали выходной. Отец тоже поддерживал, хотя по большей части морально.
Но все равно Арсанова периодически крыло. Периодически — это поначалу раз в неделю.
В первый раз накрыло, когда он прочитал в статье об ЭКО фразу: «Выбрав самые активные эмбрионы, доктор-репродуктолог переносит их в полость матки».
Выбрав самые активные? Выходит, Соня была не единственной, над кем эта сука Нина провела эксперимент?
А потом он прочел, что делают с оставшимися эмбрионами после пересадки «самого активного» суррогатной маме, и его затрясло.
В статье говорилось, что их или утилизируют, или передают в донорский банк, «после чего эмбрионы поступают в распоряжение клиники».
ЕГО детей. Утилизировали. Или передали в распоряжение клиники.
Арсанов собрался и поехал в «Эдельвейс».
— Тимур, это такая сложная процедура, оплодотворение «in vitro». Конечно, мы не могли рисковать! Да, эмбрионов было несколько, — Ольга смотрела чуть ли не с возмущением, — из них выбрали лучшего и подсадили сурмаме. Это нормальная практика!
— Куда дели остальных? — прохрипел он.
Он еще по дороге просчитал варианты, как действовать, если окажется, что Нинка заморозила эмбрионы. Срочно отобрать всех. Найти в самые сжатые сроки суррогатных мам. Пересадить все эмбрионы, которые найдутся, даже самого слабенького. Всех до одного.