Тайный орден
Шрифт:
— Скажите, святой отец, зачем здесь эта стена и стражники. Неужели евреи
живут на положении пленников, и граф опасается, что они разбегутся?
— Вовсе нет, сын мой, эта стена и стража поставлены здесь по просьбе самих
евреев: так им спокойнее. Они платят графу за охрану.
— Но кого они боятся? Сейчас как будто бы мирное время.
— Они боятся слишком ревностных христиан, ибо прежде, когда этой стены
еще не было, не один раз горожане устраивали погромы в еврейском квартале.
По другую сторону ворот, Гуго с аббатом сразу попали на главную улицу
еврейского квартала, больше всего напоминающую восточный базар. Квартал кипел
жизнью. Вокруг во всех направлениях торопилось множество людей. Мужчины все
были в разного рода шапках, шляпах и шапочках, а женщины — в темных платках,
закрывающих волосы. По обеим сторонам улицы вплотную друг к другу
располагались торговые лавки, в которых шла бойкая торговля разнообразными
товарами и снедью.
Воздух наполняли всевозможные запахи, среди которых явственно выделялись
ароматы специей и дух сырого свежеразделанного мяса. Завидев христианского
священника, сопровождаемого молодым рыцарем, народ расступался и уступал им
дорогу.
— Надень это, — сказал аббат Мори, протянув Гуго маленькую черную
бархатную шапочку.
— Зачем? — Удивился рыцарь, но шапочку все же надел, поскольку и аббат
сделал то же самое.
— Иначе евреи не пустят нас в свою синагогу. Там нельзя появляться с
непокрытой головой, чтобы не быть выше Бога.
— А что, разве без шапки человек может стать выше Бога?
— Конечно, нет. Но чужие традиции следует уважать, когда идешь в гости, не
так ли?
— А мы обязательно должны туда идти?
— Обязательно. Нас там ждут. Заранее уже были проведены кое-какие
переговоры, и в синагоге мы найдем того, кто поможет нам в выборе проводника.
И аббат, в сопровождении недоумевающего Гуго де Пейна, решительно
направился к стоящему на противоположном конце главной улицы еврейского
квартала двухэтажному зданию, над входом которого был выбит в камне семисвечный
еврейский светильник менора [43] . Завидев двух христиан в камилавках, желающих
проникнуть в синагогу, ее тучный служитель попытался загородить дорогу своим
животом, но, когда, к его величайшему удивлению, старший из пришедших, по виду
священник, обратился к нему на чистейшем иврите, опешил и отступил. В те времена
даже среди евреев язык иврит был забыт почти полностью, и хорошо знали его лишь
43
Менора — традиционный еврейский светильник из семи свечей на одном подсвечнике.
немногие, непосредственно имеющие отношение к богослужениям люди.
Большинство же еврейского населения Европы давно уже забыло свой исконный язык
и говорило на местном, либо на идише [44] .
Внутри здания, на втором этаже располагалась та самая талмудическая школа,
основанная Гершомом из Майнца, в которой работал теперь знаменитый еврейский
мудрец раввин Соломон Ицхаки, более всего известный своими комментариями к
священной книге иудеев — Талмуду. С этим раввином и собирался переговорить
44
Идиш — язык европейских (ашкеназских) евреев, сформировавшийся на основе немецкого.
аббат Мори.
В небольшом сводчатом зале, предваряющем вход в кабинет ученого, находились
многочисленные ученики. Человек десять подростков сидели на каменном полу и что-
то жевали, декламируя при этом вслух плотно набитыми ртами священные тексты.
Трое, мерно раскачиваясь в такт своим словам и накрывшись белыми покрывалами,
молились в углу. И вдруг все они, как один, даже те, которые молились, затихли и
воззрились на пришельцев.
— Шалом ле кулям! Мир вам! — Поприветствовал их аббат на иврите, но
ученики раввина по-прежнему молчали, тупо уставившись на большой серебряный
крест на груди аббата. Пауза длилась довольно долго, пока двое старших учеников не
подошли к гостям. Манеры учеников раввина не отличались особой любезностью,
пейсы топорщились, а глаза излучали недоверие.
— Кто ты, христианин, говорящий на иврите? Разве ты не знаешь, что
иноверцам запрещено входить в синагогу? Что привело тебя сюда, и кто твой
вооруженный спутник? — Спросил аббата старший из учеников, высокий
краснолицый человек лет двадцати семи с рыжими всклокоченными волосами.
— Мое имя Мори, год назад я прибыл из Эрец-Исраэль и вскоре снова туда
собираюсь. А мой спутник рыцарь Гуго де Пейн, человек, хотя и молодой, но весьма
благородный. Он не причинит вам вреда. Скажите достопочтенному раввину
Соломону Ицхаки, вашему учителю, что аббат Мори пришел поговорить с ним о его
родственнике Эфраиме. Этого будет достаточно.
Наконец, после доклада учеников, пришедших допустили в кабинет раввина.
Соломон Ицхаки не выглядел аскетом. Одет он был очень опрятно, и, несмотря на
седьмой десяток, круглое лицо его светилось здоровьем, а окладистая седая борода
была тщательно расчесана. Обстановка его кабинета состояла из нескольких высоких
открытых шкафов с толстыми книгами и пергаментными свитками. Сверху на шкафах
стояли золотые и серебряные семи и девятисвечники разных размеров.
Ицхаки важно восседал на высоком табурете перед большим бюро с разложенной