Тайный преемник Сталина
Шрифт:
Еще более показательны воспоминания другого давнего члена сталинского Политбюро А. Микояна:
«Каждый из нас имел полную возможность высказать и защитить свое мнение и предложение. Мы откровенно обсуждали самые сложные и спорные вопросы (в отношении себя я могу говорить об этом с полной ответственностью), встречая со стороны Сталина в большинстве случаев понимание, разумное и терпимое отношение даже тогда, когда наши высказывания были ему явно не по душе. Он был внимателен и к предложениям генералитета. Сталин прислушивался к тому, что ему говорили и советовали, с интересом слушал споры, умело извлекая из них ту самую истину, которая потом помогала ему формулировать окончательные, наиболее целесообразные решения, рождаемые, таким образом, в результате коллективного обсуждения. Более того, нередко бывало, когда убежденный нашими
Вот и верь после этого хрущевским или микояновским стенаниям в тех же их воспоминаниях, что вождь не прислушивался к чужому мнению, что он игнорировал дельные советы и предложения своих соратников… Поистине, правая рука не знает, что делает левая.
Пономаренко был вдумчивым и, как говорится, основательным руководителем. Его идеи и предложения, в том числе долгосрочного, стратегического характера опирались на реальную жизнь, ее тенденции и закономерности. Пантелеймон Кондратьевич был единственным членом политического руководства страны, кто отважился в своем выступлении на XIX съезде КПСС в октябре 1952 года высказать свою позицию по вопросам, затронутым в «Экономических проблемах социализма в СССР».
Встреченный «внештатными» аплодисментами, что уже само по себе говорило о его высоком авторитете в партии — согласно привычной процедуре, они были положены лишь официальным докладчикам, в число которых Пономаренко не входил — он обратил внимание на два положения сталинской работы. Во-первых, отметил он, СССР — единственное в мире государство, которое оказывает «трудящимся массам крестьянства систематическую и длительную производственную помощь. И это не временная, не случайная, а сущностная особенность социализма, одной из закономерностей которого является курс на сближение города и деревни, на преодоление различий между ними. Он поддержал также сталинскую мысль о «переходе к расширенной практике «отоваривания» продукции колхозов, то есть расширения продуктообмена». При продуктообмене, подчеркнул он, «многие товары отпускаются по льготным ценам, ввиду чего колхозы и колхозники только в 1952 году получают чистый выигрыш в несколько миллиардов рублей».
Как и Сталин, Пантелеймон Кондратьевич пытался заглянуть вперед. И уже с позиций грядущего перехода к бестоварному производству вносить коррективы в текущую политику. Для него также было очевидно, что истинность теоретических положений проверяется повседневным ростом благосостояния трудящихся и укреплением могущества социализма.
Кстати, при подготовке к съезду ни Маленков, ни Хрущев, выступившие с основными докладами, не собирались касаться обсуждения положений, выдвинутых в «Экономических проблемах социализма в СССР», хотя, казалось бы, они имели прямое отношение к экономическим и социальным проблемам страны, перед которой стояли непростые задачи перехода к качественно новому этапу социалистического строительства. И только под давлением вождя в основной доклад были включены ссылки на эту сталинскую работу да и то в чисто апологетическом ключе. Было очевидно, что старая партийная гвардия попросту неспособна понять необходимость изменений в стратегии развития страны, не говоря уже о попытках их теоретического осмысливания.
Выдвижение на первые роли представителей нового поколения во главе с Пономаренко — а в состав расширенного Президиума ЦК на съезде впервые были включены видные ученые-обществоведы — как раз и призвано было восполнить этот пробел, подтолкнуть партийных и государственных руководителей, приходящих на смену давним сталинским соратникам, к действиям на перспективу, к проведению политики, учитывающей долгосрочные цели и задачи социалистического строительства.
Но переход власти от старшего поколения к новому, более образованному, современному и, главное, умеющему смотреть вперед, должен был, по замыслу вождя, быть постепенным и плавным. Нельзя было допустить, чтобы к рулю пришли люди, плюющие на революционные традиции, опыт борьбы и побед старшего поколения, напротив, они должны опираться на него, сохраняя преемственность партийного курса. Нужен был сплав опыта и новаторских подходов, традиций и смелого движения вперед. В этом и состояла вся сложность ситуации. Затрудняло достижение оптимального варианта и отсутствие единства в руководстве партией и страной, о чем Сталин открыто говорил на Пленуме ЦК в октябре 1952 года.
Сам Пантелеймон Кондратьевич вспоминал, как его в составе группы других партийных руководителей, среди которых были М.А. Суслов и Аристов, пригласили к себе на кунцевскую дачу на встречу Нового года Сталин. Разговор шел на текущие политические темы, но праздник есть праздник, и Сталин решил произнести тост, который мало кто ожидал: «я хочу пожелать вам, представителям более молодого поколения, настоящей мужской дружбы. Той самой дружбы, в основе которой лежит наше общее дело. В нашем Политбюро такой дружбы нет. Каждый думает о себе, а другого готов оговорить, а то и утопить, если представится такая возможность».
«Нас это ошеломило, — вспоминал Пономаренко. — Кто-то не выдержал и спросил Сталина, кого он имеет в виду. В ответ прозвучали фамилии Маленкова, Булганина, Берии и Кагановича».
Хрущева, правда, вождь не назвал. Никита Сергеевич не знал тогда, чья возьмет, и потому старался ладить со всеми, не примыкая явно ни к одной из группировок, — и подспудно, как бы невзначай подогревая взаимную недоверчивость и враждебность. Хорошо разбиравшегося в людях, проницательного вождя на сей раз ввела в заблуждение примитивная крестьянская хитрость своего малограмотного соратника, разыгрывавшего роль безобидного простака. Скрытое коварство простодушного с виду «Микиты» он так до конца и не раскусил.
Необходимость сохранения единства, предотвращения раскола в руководстве страны также была одним из соображений, по которым вождь выдвинул на ключевой государственный пост Пономаренко. Полное единомыслие и единодушие недостижимо в принципе. Да оно и не нужно, более того, вредно, поскольку способствует бюрократическому перерождению и окостенению партии, замазывая сладкой патокой официального лицемерия объективно существующие и вполне естественные различия во мнениях. Период брежневского «единодушия» и «сплоченности» стал наглядным тому подтверждением. Даже при Хрущеве с его авторитаризмом и нетерпимостью к чужому мнению атмосфера в партии не была такой омертвляющей и гнетущей. Но и раскол в руководстве, образование в нем враждующих фракций ни к чему хорошему не вели, более того, могли поставить партию, да и страну на грань гибели. Здесь надо было найти ту «золотую середину», которая обеспечила бы при сохранении различных мнений и подходов проведение единой генеральной линии, отражающей программные установки партии. А это во многом зависело от первого лица, стоящего у руля страны. Сталину удавалось обеспечивать единство руководства, хотя в нем, как уже отмечалось выше, были различные группировки — и «правые», и «левые», либералы и консерваторы, разумеется, в рамках проводимого партией генерального курса и господствующей марксистско-ленинской идеологии.
Пономаренко по своим воззрениям находился как бы в центре этих противоборствующих группировок. Он никогда не входил в ближайшее окружение вождя, не старался угадать его мнение, чтобы вовремя подстроиться под него, не скрывал своих истинных воззрений, как это делали некоторые члены Политбюро. А это было весьма ценным качеством для преемника, подготавливаемого для самого высокого в стране поста. На всех должностях, которые он занимал — партийных, военных, хозяйственных — Пономаренко был первым лицом, главным в порученном ему деле. И к каждому делу подходил, выслушав все возможные мнения, включая и те, которые заведомо отличались от его собственного.
Сталин знал это по информации, поступавшей к нему из разных источников. Он был убежден, что его выдвиженец не стал бы из личных или амбициозных соображений становиться на чью-либо сторону, а пытался бы предотвратить раскол и сохранить необходимое единство в руководстве. Пономаренко сумел бы наладить необходимое взаимодействие между молодыми руководителями типа Первухина, Сабурова и Малышева и старой сталинской гвардией. Словом, смог бы организовать дружную и совместную работу в интересах развития и укрепления социализма и не стал бы привычно подчинять все единоличной воле «вождя» в период, когда решить новые задачи было под силу только коллективному разуму и коллективной воле партийных масс. Ну а если бы возникла такая необходимость, как принципиальный, стойкий коммунист, боец по натуре не побоялся бы и пойти против большинства, что уже не раз случалось на заседаниях того же Политбюро. Ни о ком другом из своих давних соратников Сталин сказать такого не мог.