Тайный ребенок для безжалостного дона
Шрифт:
Мой кулак сжимает стекло. Я могла бы промолчать. Не попадайся на удочку. Ему сейчас больно, и он в типичной римской манере набрасывается. Я должна быть спокойной и зрелой в этом отношении. Но это было бы не в моем стиле.
Я одаряю его самодовольной улыбкой.
— Думаю, мы сейчас в одной лодке, не так ли? Твой отец умер прежде, чем смог сказать тебе, что тебя достаточно. Теперь ты всегда будешь задаваться вопросом, что он на самом деле думал о тебе. Прямо как я.
Как только слова вылетают из моих уст, я хочу взять их обратно. Он атаковал мою
Да, я определенно попаду в ад.
Роман, однако, не выглядит расстроенным моими словами. Нормальный человек был бы убит горем. Но его глаза блестят.
— Видишь, вот почему ты мне нравишься, Елена. Ты не сдерживаешь удары. Ты порочная. Вообще-то, очень похоже на твоего брата. Ты убиваешь людей словами из своего красивого ротика, а он убивает буквально.
Мой рот слегка приоткрывается от удивления. Я не знаю, что на это сказать.
— Я тебе не нравлюсь, — говорю я. Слова выходят медленно.
Он пожимает плечами.
— Мол, ненавижу, это все равно. Иногда я не могу выносить твой вид. А в другие дни ты — то, чего я жажду больше всего.
Извините, что? Он только что сказал, что жаждет меня?
Я понятия не имею, откуда взялись эти слова. Но я думаю, с меня хватит.
Я встаю на ноги, готовая бежать, убежать от того, что это за черт.
— Подожди, — говорит Роман. Очень медленно я поднимаю на него глаза. — Не уходи.
Еще одно утверждение, которое не имеет никакого смысла.
— Почему, черт возьми, нет?
— Потому что ты заставляешь меня что-то чувствовать. Я сейчас ничего не чувствую, волчонок.
Я изучаю его, отмечая выражение его глаз, круги под ними. Я тихо вздохнула.
— Думаю, тебе пора спать, — наконец говорю я.
— Поверь мне, я не смогу уснуть.
— Конечно, сможешь. Все, что тебе нужно сделать, это лечь на кровать и закрыть глаза. Даже кто-то вроде тебя способен на простые человеческие действия.
Я продвигаюсь вперед, кладу руку ему на плечо, чтобы поднять его. Его кожа — горящая печь. Но я не отстраняюсь, несмотря на то, что при контакте под моей кожей пульсирует электричество.
— Давай, Роман. Просто иди спать, ты достаточно выпил. Я гарантирую, что бар все еще будет здесь, когда ты проснешься.
Он не сдвигается с места. Выражение его лица задумчиво.
— Ты же знаешь, что ты хреново умеешь утешать людей.
— Да, спасибо, правильно принял к сведению, — отвечаю я, закатывая глаза.
Наконец он встаёт на ноги. Я веду его из бара в спальню. Я никогда раньше не была внутри его комнаты. Я всегда боялась, что молния ударит в меня, как только я переступлю порог. Но сегодня я делаю шаг внутрь. Роман немного неуверенно стоит на ногах. Моя рука все еще обнимает его, пока я веду его к кровати.
Я рассматриваю его комнату: от темно-красных и золотых цветов кровати и стен до деревянных полов, больших
Очень медленно я опускаю его на кровать. Я знаю, что он не пьян; я видела, как этот мужчина выпил целую бутылку виски без всякого эффекта. Сегодня вечером он выпил всего несколько стаканов. Но он кажется утомленным.
Как только я укладываю его на кровать, его рука закрывает лицо, прикрывая глаза. Я смотрю на него секунду. Он все еще в своем траурном наряде.
— Роман, — говорю я тихо. — Тебе нужно снять костюм.
Его губы кривятся в ухмылке.
— Если ты хотела увидеть меня обнаженным, все, что тебе нужно было сделать, это попросить.
— Конечно, ты бы так сказал. Не волнуйся, дорогой, мне неинтересно видеть тебя обнаженным, — говорю я с улыбкой.
— Действительно? — тянет он.
Его рука скользит вниз от лица, и когда я смотрю в его глаза, они искрятся вызовом. Он садится на кровати, его рука скользит по пиджаку. Он снимает его, и я наслаждаюсь видом его широких плеч и тем, как рубашка облегает его мускулистые руки. Его глаза все еще прикованы к моим, и он начинает расстегивать пуговицы. Он начинает сверху, не торопясь. Пуговицы расстегиваются одна за другой, пока его грудь не обнажается.
У меня пересыхает во рту. Татуировки всегда были моей слабостью. И, к сожалению, грудь Романа вся в них. Не то чтобы я не знала, что они у него есть. Мой брат однажды рассказал мне, что Роман делает татуировку каждый год, начиная с его шестнадцатилетия, в ознаменование этого дня. Я просто никогда их не видела. Удушающие костюмы, которые он носит, скрывают то, что находится под ними.
Роман всегда был опасен. Теперь он опасен и сексуален. Это раздражает. Моя рука чешется протянуть руку и прикоснуться к ним. К счастью, я не такая уж и слабая.
Мои глаза скользят по татуировкам. У него есть имя Марии и Розалии тоже. На одной стороне его груди есть крылья, а также есть другие вещи, которых я не понимаю. Рисунки, фразы на другом языке. Вместо того, чтобы спросить его, я стиснула зубы и отвела взгляд.
— Я сейчас ухожу. Спокойной ночи, Роман, — говорю я ему.
Он протягивает руку быстрее, чем я успеваю моргнуть, и его рука сжимается на моем запястье. Я задыхаюсь, когда он тянет меня на кровать.
— Во что, черт возьми, ты играешь? — удивленно спрашиваю я, толкая его в грудь.
— Не уходи, — командует он.
— Почему нет?
— Потому что, — говорит он, глубоко вздыхая. На минуту мне кажется, что он собирается сказать что-то искреннее, но, конечно, он этого не делает. — Я так сказал.
Я выгибаю бровь, бросая на него невозмутимый взгляд.
— Потому что ты так сказал?
Повторяю с насмешкой.
— Тебя сколько, четверо? Отпусти меня.
Я пытаюсь вырвать свою руку из его хватки, но мои усилия бесполезны.