Тайный смысл и разгадка кодов Лао-цзы
Шрифт:
До сих пор китайское понятие «культура» (вэньхуа) дословно переводится как «внесение изменений в узор мира» или «приукрашение». Даосам же это казалось нарушением естественности мира.
В Бошу А и Б нет фразы (1)
Бошу А фраза 2:
Отвергни звуки (шэн) [пустых словословий], устрани мудрость.
В Бошу во всех случаях иероглиф чжи (мудрость, мудрствование) заменен на чжи (знание).
§ 20
В озвращение в состояние новорождённого, а затем самопорождение в виде нового, «истинного», человека
Отрывок (5-22), носящий явный поэтический характер и полный образов древней мифо-поэтики, не только несколько выбивается из общего контекста параграфа, но контрастирует и с языком всего текста. В нём виден ярко выраженный личностный характер, мощная экспрессия, и это позволило некоторым исследователям [228, 50] предположить, что этот фрагмент нелаоистского характера, возможно, пришёл из фольклорных песен. Непосредственно в текст трактата он, вероятно, вошёл из аграфы и включён сюда, поскольку точно передаёт идеал безыскусного мудреца, отстранённого от этого мира.
В Бошу между (4) и (5) стоит:
Простые люди умеют различать.
Лишь я один не вижу разницы.
§ 21
«Семя» (цзин s») (5, 7) понимается не только как исток или протоначало всех вещей, обладающее силой истинности, но и как некое вещество, осеменяющее мир Благодатью. С этим связано и нехарактерное именование Дао «отцом мириад созданий», так как семя связано с мужским началом ян. В других же местах Дао — это исключительно женское порождающее начало (§ 2, 6).
Бошу (7):
С наших дней до древности…
Перестановка слов в этой фразе не случайна — у Ван Би стоит: «С древности и до сегодняшних дней». В мавандуйском варианте, равно как и в школе Хуан-Лао, даосизм понимался как современное учение, призванное осмыслить дела древности.
Бошу (9):
Откуда я знаю, что начало вещей таково?
Параграф показывает, что ещё до создания трактата существовали речения древних мудрецов, по своему содержанию схожие с ранней даосской мыслью.
В строке (8) использован иероглиф «ши», который здесь переведён как «принцип». В древности под «ши» понимали бирки для гадания, раскладывая которые, предсказывали судьбу. Таким образом предполагалось символическое единство простой деревянной или костяной бирки и глубины космической судьбы. Таким образом, можно сказать, что «Мудрец объемлет Единое, используя его в качестве инструмента для предсказаний судьбы Поднебесной».
Первый пассаж (1–6), очевидно, представляет собой набор фольклорных высказываний, вероятно, внесённых в качестве примеров мистической диалектики в даосскую аграфу. Сами эти фразы приписывались древним мудрецам (15). Остальная часть текста — лаоистский комментарий на эти высказывания, начинающийся с вводной фразы (7–8) и построенный по парному принципу: фраза (9) соотносится с фразой (1), фраза (10) — с фразой (2) и т. д.
Бошу А (2):
Сгибаемся — и обретаем стабильность.
Бошу Б и Фу И (2):
Сгибаемся — и обретаем правоту (чжэн).
Бошу (8):
делая его самцом Поднебесной.
§ 23
Истинный человек живёт в отсутствии вербальной активности (1), что позволяет такому человеку, не проявляя себя, продлить свою жизнь (3–4). Это называлось искусством «самосбережения», переросшего позже в сложную систему психопрактики. На вечность обречено лишь то, что создано «безымянным» началом — Дао, которое не проявляет себя даже в словах, что и подчёркивает первая фраза параграфа. Единственный путь человека к бессмертию своих мыслей и свершений — это следование Дао, которое «делегирует» ему свою вечность. В этот момент пропадает граница между человеком, следующим Дао, и самим Дао — они обретают полное единство. Лао-цзы повторяет фразу из § 17.
Бошу (12):
фраза отсутствует.
Бошу (13–14):
Тождественный с Благодатью — ценится Дао.
Тождественный с утратой — утрачивается Дао.
Передвижение на цыпочках, возможно, связано с конфуцианскими ритуалами, а большие шаги — с древними ритуальными танцами. Согласно «Дао дэ цзину», внешняя правота и приукрашенность оборачиваются в душе фальшью и уродством и, наоборот, по принципу взаимоуравновешивающихся противоположностей (§ 47). Смысл фразы
(3–4) раскрывается в § 22.
Бошу (2):
фраза отсутствует.
Бошу (3–4):
Настаивающему на своих взглядах не стать знаменитым.
Излишне смотрящему на себя не стать просветлённым.
Бошу (10):
Поэтому даже тот, кто имеет желания,
не позволит им остаться [в себе].
§ 25
Хаос (1) в даосской традиции выступает как некое положительное, порождающее начало, которое содержит в себе семена всех вещей мира. Порождая все изменения мира, переход одного явления в другое, Дао само по себе остаётся неизменчивым, и нет той вещи, которой оно могло бы уподобиться. Его символ — одиночество, а раз мудрец тождественен Дао (§ 23), то и его путь — отшельничество в толпе людей или уход в горы. Дословно определение, применяемое к Дао, — «одиноко стоящее» (ду ли), говорит об абсолютной отдельности Дао, его несмешиваемости с другими вещами.
Для даоса «Великое» — это то, что способно «возвратиться вспять», то есть вновь вернуться к состоянию Прежденебесного Хаоса. Человек отнюдь не центральная фигура мироздания, а один из четырёх великих, иерархически восходящий к Дао через некое «следование» или уподобление. Лишь Дао свободно от этого следования, так как оно самодостаточно и замыкается на самом себе, воплощая изначальную естественность и обеспечивая её для других вещей. Некоторые переводчики так трактовали последнюю фразу (21): «Дао следует естественности». Но это явный нонсенс, ибо из этого следует, что естественность стоит над Дао и представляет собой высшую сущность.