Тайный Тибет. Будды четвертой эпохи
Шрифт:
Что касается писаний, то буддизм махаяны всегда придерживался положения о множестве откровений. Разные люди, разные времена. То, что годится для одного человека в одной социальной среде с одним уровнем образования, может быть бесполезно для другого сто лет спустя или за тысячу километров. Традиционные писания (принятые хинаяной), несомненно, подлинные, но Будда приберег более глубокие или сложные учения для других времен и гнозис, то есть непосредственное знание духовных тайн (праджня), для избранных. Именно поэтому труды Нагарджуны или Васубандху (два величайших мыслителя Азии) смогли оказывать такое влияние и пользоваться такой широкой поддержкой в течение нескольких веков. Принятие этого прогрессивного принципа, открывшего дорогу всяческому развитию мысли, безусловно,
К первым векам христианской эры буддизм махаяны, можно сказать, стал совершенно неузнаваем. Многочисленные небесные будды вместе с демонами, великанами, героями и святыми соревновались за симпатии верующих. Количество бодхисатв невероятно разрослась за счет новых и «снизу» (люди, достигшие божественности), и «сверху» (земные проявления небесных будд). Так, переход от агностицизма к теизму завершился дальнейшим переходом к политеизму, идолопоклонству и демонологии. Каждая буддийская доктрина радикально трансформировалась – в том числе, к примеру, и доктрина кармы. Вселенную теперь населяли боги со всеми человеческими качествами. У них были желания и чувства, их можно было растрогать или оскорбить, они могли изменить мнение, наказать или простить. Значит, их можно было умилостивить, и так молитвы и жертвоприношения стали важными. Карма уже не была бесстрастным, неизменным законом, почти законом природы, как в первоначальном буддизме. Возникли доктрины благодати и прощения. В конце концов стало считаться, что карму можно передать, появилась концепция коллективной кармы, в которой заслуги бодхисатвы могли искупить проступки грешников.
Короче говоря, в то время как хинаяна отправляется непосредственно от мира страдания и перемен (сансара) и поднимается к Абсолюту (нирвана), махаяна отправляется от Абсолюта, сонма вечных будд и архетипических идей и спускается в сансару, мир, который бледен, тускл и нереален в свете сверхземного совершенства. Вследствие этого махаяна содержит целую серию промежуточных состояний между Абсолютом и непосредственным миром повседневного опыта. Каждый небесный будда, в ком отражается единство и неизменность Абсолюта, имеет три главные проявления. У него есть идеальная форма в качестве Логоса (дхармакая); форма познаваемого совершенства (самбхогакая) и, наконец, земное, феноменальное тело (нирманакая).
В этот момент состоялся третий и последний этап эволюции буддизма под влиянием философии, изложенной в тантрах – священных книгах культа Шивы, которые датируются VI и VII веками н. э. Махаяна постепенно выросла из хинаяны, и теперь из махаяны подобным же образом выросла ваджраяна («алмазная колесница»). Тантры – последний плод санскритской литературы; плод такой перезрелый, такой обремененный запахом и сладостью, что он едва не превращается в яд и гниль. Можно сказать, что это окончательный триумф автохтонной Индии, темной, таинственной Индии джунглей и змей, женских божеств и оргий, фаллических культов и магических практик, над умиротворенной арийской Индией, гималайской Индией пастбищ, скота, эпоса и патриархов.
По форме тантры состоят из диалогов между Шивой и его женской энергией, у которой множество имен, одно из них Друга («недоступная»). Номинально они рассматривают Пять великих тем (создание миров, разрушение миров, религия, приобретение сверхъестественных способностей и соединение с Абсолютом). На самом деле они в основном посвящены ритуальным вопросам, мистическим и магическим способам приобретения оккультных способностей, применению и смыслу формул и заклинаний, букв алфавита, эзотерических диаграмм и талисманов и символизму жестов (мудра).
Философия тантр – преимущественно пантеистический монизм. Ее главный постулат – идентичность «я» и Абсолюта. Говоря как можно проще, вселенную пронизывает и пропитывает единый дух, единая тайна и глубокая сила. Поэтому задача аскета – превратить это в свое преимущество. Здесь возникает связь между философией и йогой. Тождественны не только духовное «я» и вселенная, но и тело как микрокосм и вселенная как макрокосмом. Истина не то, что познается, а то, что проживается; она должна стать внутренним физическим опытом, трансом. Поэтому аскет нацелен не только на пробуждение и овладение тайными силами, управляющими вселенной, но и на соединение самого себя с ними. Долгие и сложные ритуалы, переводящие его с одного мистического уровня на следующий, дают ему возможность в конце концов на краткое время отождествиться с пробужденным божеством.
Типичная идея тантр – энергия, которую излучает бог; она становится чем-то внешним и объективным и в итоге воплощается в женском теле (шакти). Метафизически шакти – это линия силы, по которой проявляется и действует Единый, Абсолют. Шакти, как правило, изображается в плотских объятиях с богом, который ее породил и стал ее супругом. Этот оргиастический символизм получил огромную популярность, и посвященные находят в нем бесчисленные смыслы. Возможно, самое распространенное и известное толкование – что мужское божество символизирует каруну, сочувствие, а женское – праджню, гнозис, или идеальное знание. Гнозис означает молниеносное интуитивное познание истины, которая ведет к освобождению, но есть ничто, если она не находится в тесной связи с активной, альтруистической силой сочувствия, которое подвигает того, кто знает и видит, идти на жертвы и самоотречение ради того, кто не знает и не видит. Такое единство можно адекватно представить только символическим изображением любовного соития. Вот что взгляд посвященного читает в любовном объятии, видя его на алтаре.
Еще одно, что подчеркивается в тантрах, – это ужасная форма, которую принимают милостивые боги, чтобы сразиться с силами зла и победить их. Многие ламаистские божества не менее часто предстают в их ужасных формах (трово), как и в мирных (шиво).
Итак, наш путь завершен. Именно этот буддизм «алмазной колесницы» проник в Тибет и по сию пору неоспоримо правит им. Это делает несколько более понятным глубокий контраст между внутренним миром тибетцев и кристальным великолепием их природной среды. Тибет – словно живой музей. Во тьме тибетских храмов до сих пор сохраняется Индия, пересаженная туда более тысячи лет назад. Это невидимые джунгли духа, невидимо окаменевшие среди льда.
Таким образом я попытался очень кратко изложить жизнеописание Будды и его учения, насколько можно его восстановить, а также тех трансформаций, через которые оно прошло, прежде чем оказалось в Тибете. (Буддизм был введен в Тибете в основном благодаря усилиям Падмасамбхавы в VIII веке н. э.) Сейчас я попробую изобразить картину вселенной, какой ее представляет тибетец, ограничившись важнейшими фигурами ламаистского пантеона. Эта картина – упрощение, и верования, которые я описываю, не надо воспринимать как догму. Есть тибетская пословица:
Лунгпа ре ре, келу ре,Лама ре ре, чолу ре.В каждой деревне свой говор,У каждого ламы свое учение.Каждый учитель, каждая школа имеет собственную точку зрения на все эти вопросы.
Первый порыв буддизма в сторону все более и более теистических форм проявлялся в течение нескольких веков в двух существенно различных видах. С одной стороны, существовала распространенная тенденция постоянно принимать и включать новых богов-защитников, новых демонов, новых фурий и мифы. С другой стороны, существовала философская тенденция, которая так или иначе обязательно достигала апогея в виде абсолютной, несозданной, изначальной сущности. Мне кажется это удивительным, что окончательное завершение этого процесса случилось лишь в X веке н. э., когда до него наконец дошли несколько непальских школ. Возможно, это показывает, как глубоко укоренен в буддизме агностицизм – вера, что конечная реальность вселенной находится в физической природе кармы.