Тайный воин
Шрифт:
Мальчишек с неодолимой силой тянуло к печи.
Они так привыкли к снежным ночёвкам, что счастьем был даже холодный собачник. Хоть ветер не поддувает. И ледяной дождь не начинает среди ночи вмораживать в настыль… А тут!..
Откуда-то выскочила приспешница, сразу сунула братьям по плетёнке для дров:
– Ну-ка живой ногой за поленьями, пендери!
– Ты грейся, – сказал Сквара брату. – Я натаскаю.
Светел надулся, крепко схватил плетёнку, побежал следом за ним. Где дровник, они уже знали.
Таскать пришлось порядочно:
Добрая девушка, что накануне поднесла им каши, давилась и надрывалась, съёжившись в уголке. Она что-то укачивала на руках. Светел, приглядевшись, заметил серенький хвост.
Братья поставили плетёнки, подошли.
– Дай мне её, – сразу сказал Светел. Протянул руки.
Чернавушка подняла мокрое лицо, оглянулась, ничего не поняла.
– Дай ему кошку, – сказал Сквара.
Девушка почему-то поверила. Всхлипывая, бережно уступила Светелу любимицу. Светел взял податливое тельце, сел на дрова.
Кошка, изувеченная жестоким пинком, была ещё жива, но огонёк дотлевал. Он слабел и еле держался, грозя изникнуть совсем. Светел потянулся к нему, обнял своим пламенем, ровным и сильным. Тут же вспомнилось, как угасал огонёк дедушки Корня. Светел тоже пытался его удержать, но дедушка был совсем ветхий, а Светел – маленький. Теперь он вырос.
– Ой, мамоньки! – вдруг испугалась стряпка.
Она услышала, как словно бы закашлялась печь. Нагнулась проверить… Увиденное в горниле кому угодно могло дать напужку. Поленья прогорели ещё не вполне, но весёлый рыжий огонь почему-то опал синеватыми язычками. Они едва озаряли свод. Женщина взялась дуть в угли.
Кошкин огонёк перестал меркнуть. Ободренный, обласканный, он заплясал, ухватился, начал уверенно разгораться. Светел улыбнулся и отступил, выпуская его радоваться на воле.
Печь рявкнула. Огонь так и планул в самый свод, даже пыхнул из устья, опалил брови стряпке. Женщина отшатнулась, грузно села на пол, запоздало прикрываясь руками. Сквара бросился поднимать.
Кошка подняла голову, тихо мяукнула, потёрлась мордочкой о ладонь.
– А ты плакала, – сказал Светел чернавушке.
И мысленно поклонился печному огню: «Спасибо, братейко!»
Уже хорошо за полдень вернулись мужики, ходившие на Подстёгин погост. Детвору стало не отогнать от избы, где рассказывали и рядили. Братья Опёнки в толкотню опять не полезли. Была охота слушать докучливое нытьё Лыкаша, раздосадованного, отчего санки с тёти-Дузьиными пряничками не привезли.
– Придёт атя, расскажет, – решил Сквара. – Давай опять к скоморохам!
Светел обрадовался. Ему не терпелось ещё посмотреть на девочку, метавшую пёстрые колобашки.
Они только заглянули в собачник. Сквара хотел проведать Зыку и на всякий случай взять из санок кугиклы, вдруг пригодятся.
Внутри, к своему неудовольствию, братья вновь увидели скоблёное рыло.
Лихарь стоял возле их санок с одним из гостей, приехавшим на большой упряжке. Оба разглядывали Зыку. Близко, впрочем, не подходили, потому что без хозяев кобель знал себя охранником и становился суров.
– Слышь, малый? – обернулся гость к старшему Опёнку. – Может, пустим с Бурым? Всё забава.
– Выводи пса, – поддержал Лихарь. – Как раз снег перестал.
Сквара отмолвил неприветливо:
– Бурый ему лапу прокусит, ты нам санки через Светынь повезёшь?
– А я тебе о чём, Поливан? – обернулся Лихарь к мужчине. – Дикомыты и есть, учтивиться со старшими не учёны.
Гость покачал головой, не спеша сердиться:
– Малый прав. Это мы с тобой не подумавши разлетелись.
Взял Лихаря за плечо, увёл вон. Братья переглянулись, сели по обе стороны Зыки и долго не решались уйти, словно кто только и ждал без них обидеть его.
– Он чей, Лихарь этот? – тихо спросил Светел. – С кем пришёл?
– Не знаю, – сказал Сквара. – То одних держится, то других… Ладно, братище. Вот проводим завтра Лыкашку, и домой.
В большом шатре, примыкавшем к болочку саней, стучали молотки. Двое парней, заглянувшие помочь, под началом деда Гудима возводили деревянную подвысь.
Лежачие доски нужно было сажать на деревянные гвозди в непременном порядке, чтобы посередине вышел четырёхугольный лаз, только вскочить человеку. В сторонке стояла деревянная западня.
Нужно было видеть, как объяснял Гудим работу парням. Не произносил ни слова, обходился движениями рук и улыбкой. Улыбка у него была очень славная. А руки толковали понятней, чем у иных вышло бы словами.
Светел не сразу, но всё же набрался смелости к нему подойти:
– Дединька, а на что прорубь?
Гудим хитро посмотрел на него… и вдруг зашагал на одном месте, тревожно озираясь, словно чая погони. Заметил кого-то – и внезапно присел, как провалился. Немного обождал… Выпрямился неожиданно ловким движением, схватившись за невидимые края. По-прежнему не сходя с места, машисто и весело зашагал дальше, посмеиваясь над одураченными преследователями.
– Ух ты!.. – сказал Сквара.
– Дединька, а что не говоришь? – спросил Светел.
Гудим коснулся пальцами губ, виновато развёл руками. Дескать, рад бы, да не могу.
Светел почти решился спросить ещё, но в это время пособники начали что-то делать вкриво. Почтенный скоморох мигом забыл о мальчишках, устремился на выручку.
– …Брови у тебя дугами: ты чувствуешь, что сердце велит, – негромко доносилось из угла. – Сидят высоко: другим людям незачем знать твоих помыслов… – При лучине одна против другой расположились кудрявая Арела и старшая лихая чернавка. – У тебя маленький нос: ты думаешь о том, чего тебе хочется сегодня…