Тайный воин
Шрифт:
Народу во дворе было полным-полно. Из-за спин хозяев и гостей любопытно выглядывали чернавки.
Глаза разбегались от обилия чужих лиц, но Лыкаша Светел высмотрел и узнал сразу. Тот, ровесник Скваре, выглядел крепким, гладким, холёным. Не диво. Сколько помнил Светел, Обороха всё вздыхала, глядя на сына, всё подкладывала ему кусочки послаще. В чужой, мол, сторонушке кто же сироте поднесёт?.. Небось совсем окормышем стал бы, но в котёл таких не берут.
Хозяйка тоже выбежала во двор. Упыхавшаяся, с набрякшими веками. Звигурова земля была добрая, кругом дома ни снега, ни грязи, бросай валенки, радуйся
– Будь здорова, как вода, тётенька Обороха, – вежливо поклонились Сквара и Светел. – Будь богата, как земля, плодовита, как свинья!
Она что-то ответила, махнула рукой.
Светел толкнул локтем брата:
– Мук'a! Настоящая…
По вышитому запонцу тётки Оборохи в самом деле рассыпалась многоценная привозная мука. Ничего не жаль ради прощального почестного пира! Будут небось на столе правские блины с пирогами, а повезёт – и горячие белые калачи…
Светел проглотил слюну. Дома размалывали клубни болотника, высушенные в печи, а настоящей муки давным-давно не видали.
Мать посунула Воробыша вперёд: иди поздоровайся.
– А Подстёги разве не с вами? – спросил он, толком не отведя черёд расспросам о житье-бытье на Коновом Вене, о малой тётке Жиге-Равдуше и великой тётушке Коренихе.
– Они… – ляпнул было Светел, но вовремя прикусил язык.
– Про них атя скажет, – выручил Сквара.
Отец от самого зимовья наказывал им, чтоб не смели портить Звигурам праздник. Хорошо, Лыкасик ничего не заметил. Кажется, мысли у него скакали белками по дереву. Не успевали ни на чём скучиться. Ещё бы! Котляров ждали всего через день.
– Жалко, – сказал он. – Вот бы пряничков привезли.
Светелу было ещё жальче. Он успел намечтать себе совсем другую встречу с Воробышем. Тот с минувшего лета как перемытился. Светел, по обыкновению, примерил увиденное на себя. Возьмёшься перебираться пером, если вся привычная жизнь вот-вот канет и утечёт… Уже послезавтра Лыкашке, чего доброго, даже от домашнего имени отрешиться велят. Страшно, голова вкруг!
И сани с подарками разбирали не так, как представлял Светел, затягивая перед походом шнуры. Думалось, лыжи прославленной Пеньковой работы поплывут по рукам на всеобщее любование, а тётка Обороха примется спрашивать, как поступать с чёрными камешками из плетёного коробка… Настал делу черёд, а Воробыш к саням едва подошёл. На сей раз его сунул в спину отец.
– И не красиво, да спасибо, – всё-таки обиделся Светел, но шёпотом, чтобы только брат слышал.
Рассудительный Сквара пожал плечами и ничего не сказал, хотя обижаться следовало ему. Опрятные звёзды на снегоступах для Лыкашки выплетал именно он.
Правду люди говорят: где естно, там тесно. Народу в Житую Росточь съехалось столько, что не стало места какое в избах, даже в клетях. Левобережникам хотелось приобщиться к великому делу, взглянуть на андархов, ощутить себя частичками могучей древней державы.
Берёга, вслух каясь, повёл Пеньков в просторный собачник. Надворные ухожи, предназначенные для ездовых собак, стали рядить лишь после Беды. Потому и называли отлично от былых псарен. Внутри было шумно и не очень тепло, зато просторно и чисто.
Пристегнув Зыку, отец поманил хозяина дома в сторонку, стал что-то тихо рассказывать. Звигур ахнул, всплеснул руками. Оглянулся на мальчишек.
– Во двор подите, – сказал им Жог. – Поиграйте.
Снаружи впрямь неслись задорные оклики. Передний двор был полон ребятни: шла игра в «в'oрона». Хозяйский сын бегал вокруг, взмахивал руками, изображал хищника. Получалось, надо сказать, схоже. Время от времени «ворон», каркая, бросался на стайку малышни, пытался кого-нибудь сцапать. Дети с визгом шарахались, удирая под защиту «клуши» – девчушки постарше.
«Курята» обернулись на скрип двери. Лыкасик воспользовался этим и сцапал оплошного. Хватка вышла чересчур злая. Мальчонка трепыхнулся, заныл. Лыкасик его выпустил.
– Ну тебя совсем, хнюня. – И весело позвал: – Скварка! Иди, вороном будешь.
Тот проводил взглядом плачущего «курёнка»:
– Не… Вороном не хочу.
Девочка крикнула задорно, со смехом:
– Тогда клушей иди!
Сквара улыбнулся:
– Это пожалуй.
Звигур закаркал, возобновил ловлю. Светел устроился в углу двора и сразу пожалел, что не взял из саней веретено да кужёнку хорошо выбитой шерсти: на основу, когда бабка с матерью затеют ткать. От непривычной праздности было тревожно. Светел знал себя слишком взрослым, чтобы бегать с малёхами, а «вороном» или «клушей» казалось чуточку боязно. В сторонке посидеть, оно верней будет.
Лыкашу тем временем вовсе перестало спорить в игре. «Клуша» из Сквары получилась, про какую сказывают: за своих цыплят лютый зверь. На «ворона» он вроде и не очень смотрел, но тот всё никак не мог миновать его. А попытался сшибить силой – сам наелся земли.
– Не ворон, воробыш!.. – забила в ладоши девочка, спутавшая, кого собиралась подымать на зубки.
Лыкаш озлился, отбежал, назвал Сквару диким дикомытом и ушёл со двора.
– От гнездаря слышали, – пробормотал Светел, когда тот уже скрылся.
– Мог бы и уступить, – строго сказал Жог, вышедший со Звигуром из собачника. – Его праздник.
Сквара виновато улыбнулся:
– Мог, атя. – Оглянулся на малышей. – Так эти… пискуны. Жалко…
Жог для порядка дал ему подзатыльник и следом за Берёгой поднялся на крыльцо.
– Смотри! – Светел вытянул руку.
С неба раздалось карканье.
Пробив завесу тумана, со стороны леса к усадьбе летел ворон-тоскунья. Не игорочный, взаправский. Большая птица, чёрная с синевато-зелёным отливом по низу тела, высматривала добычу у людского жилья. Блестела умными недобрыми бусинками, хрипло бранилась. А иначе, мол, накаркаю вам смерть!
Незачем вещуну летать через двор, тем паче в праздничный день! Сквара сдёрнул с пояса пращу, выхватил из кармана голыш. Снаряд лёг в кожаное донце, закружился, взмыл.
Ворон кувырнулся в воздухе, испуганный камнем, свистнувшим на расстоянии пяди. Каркнул последний раз, выправился, торопливо захлопал крыльями, уносясь обратно за тын.
Братья было заспорили, где искать голыш. Тут оказалось, что за мальчишками наблюдали не только Жог и Берёга.
– Мазила! – прозвучал насмешливый голос. – В овин с трёх шагов попадёшь?