Тайный враг
Шрифт:
Ставр кивнул:
– Угу.
– И где же она теперь?
– Мы продали ее хозяину Порочного града за десять серебряных дирхемов.
– Вот как. – Кузнец прищурился. – Значит, вы теперь богачи?
Ставр слегка покраснел.
– Если честно, то я не заслужил этих денег, – сказал он. – Первоход спас меня. Это он поймал тварь. Но он не хочет забирать свои деньги.
– Это на него похоже, – согласился Вакар, взялся за кувшин и вновь наполнил кружки олусом.
Полчаса спустя Ставр сидел за столом, подперев рукою щеку
– Что с тобой, Ставр? – с пьяной хрипотцой спросил Вакар.
Парень шмыгнул носом и ответил дрогнувшим голосом:
– Я привел людей в Гиблое место, но не сумел уберечь их. Тварь убила моих ведомых.
– Рано или поздно это случается с каждым ходоком, – изрек кузнец.
– А с Первоходом? С ним такое бывало?
– А как же. – Вакар нахмурился и назидательно изрек: – Гиблое место не прощает ошибок, парень. А ошибаются все.
Ставр вздохнул.
– Не утешай меня, Вакар, – с горечью произнес он. – Я плохой ходок. Если бы не Первоход, тварь растерзала бы и меня. А он… Видел бы ты, как ловко он с ней справился. Первоход никогда ничего не боится, а я… Я часто боюсь.
– Все боятся, парень. Все.
Ставр покачал головой:
– Нет. Глеб не боится. А я так сильно их боюсь… И волколаков, и оборотней… И даже упырей. Они такие… страшные. – Ставр вытер рукою мокрый нос.
Кузнец насмешливо посмотрел на шмыгающего носом парня и сказал:
– Э, парень, да ты, я вижу, поплыл. Ложись-ка спать, Ставр.
– Я не хочу спать.
– Зато я хочу. Да и лучина почти догорела. На печку тебя, уж извини, не пущу. А вот тюфяк дам.
– Я могу и без тюфяка…
– Никаких! – мотнул головой Вакар. Он обнял молодого ходока за плечи, вздохнул по-стариковски и сказал: – Хороший ты парень, Ставр. Только глупый.
– И что ж теперь мне делать? – спросил Ставр.
Кузнец пожал плечами и хмыкнул:
– Да ничего. С Первоходом все умнеют. Поумнеешь и ты. Если только не помрешь по пути.
6
Ночь была глубокая, темная и ветреная. Луну и без того ущербную затянули тучи, и света ее едва хватало для того, чтобы разглядеть собственную вытянутую руку.
Глеб, закутавшись в плащ, шагал к центру города, где, примыкая одной стеной к высокому частоколу, огораживающему княжий двор, располагалась темница, а чуть поодаль от нее – страшный пыточный дом, в котором дознаватели выбивали из узников признания.
Поступь Глеба была легка и упруга. Он чувствовал давно забытое волнение от ощущения неминуемой и смертельной опасности. И, как ни странно, это было приятно. Он словно бы очнулся от спячки и помолодел лет на пять.
Вот и пыточный дом. Глеб откинул полы плаща, одним прыжком, как большая темная птица, перелетел через колья ограды и мягко, по-кошачьи, приземлился на землю. Быстро огляделся. Вокруг было тихо и спокойно.
Глеб поправил на спине кобуру с ольстрой и бесшумно двинулся дальше.
Кулак дознавателя Пырея, обмотанный грубой тряпкой, хлестко врезался в челюсть привязанного к лавке чернобородого мужика, одетого в окровавленную, порванную рубаху. Голова мужика мотнулась в сторону, из разбитого рта на стену брызнула кровь.
Пырей рослый, широкоплечий, могучий, как скала, посмотрел на стену, нахмурился и устало пробурчал:
– Ну вот. Стену испачкал, дурак. Теперь придется замывать.
Мужик на стуле вытер окровавленную бороду о плечо и взглянул на дознавателя.
– Зря бьешь. Все равно ничего не скажу.
– Не скажешь?
Мужик качнул головой:
– Нет. Ничего не видел, ничего не знаю.
Пырей покачал головой и с досадой заметил:
– Дурак. Полный дурак. Пойми же ты, дурья башка, я помочь тебе хочу.
– Да ну? – Мужик прищурил заплывшие синяками глаза. – И как же это?
Пырей наклонился к мужику и прошептал ему на ухо:
– Расскажешь, кто был с тобой в лабазе, и сделаю тебе послабление.
– Какое? – насторожился мужик. – Избавишь меня от подземелья?
Пырей сдвинул брови и мотнул головой:
– Нет, брат. Этого я тебе обещать не могу.
– В чем же тогда твое послабление?
– А в том, что подельничков твоих я закую в кандалы и брошу в ледяной подвал. Там они и кончатся. А тебя, дурака, я определю в сухую клетку и прикажу давать тебе столько ржаного хлеба, сколько сможешь съесть. А через годик, глядишь, и отпущу. Если, конечно, будешь хорошо себя вести.
Мужик медленно, с натугой усмехнулся. От усилия из его разбитых губ вытекла струйка крови и скрылась в лохматой, побагровевшей бороде.
– Нешто я не знаю, что в подземелье больше года никто не живет, – проговорил мужик с горькой усмешкой.
Пырей вздохнул.
– Жалко мне тебя, Владияр. Пропадешь ты. Сгниешь в подземелье, как раздавленный червь. А друзья-подельнички будут по кружалам сидеть да брагу с пирогами трескать. А об тебе, болване, даже не вспомнят.
– Может, и не вспомнят, – угрюмо проговорил мужик. – А может, и вспомнят.
Пырей выпрямился.
– Ладно, – вздохнул он. – Утомил ты меня, брат. Витчак! Нур! Хлыщ!
Дверь распахнулась, и в пыточную комнату вошли три дюжих молодца в шерстяных поддевках, поверх которых красовались кожаные фартуки – такие же, как на Пырее.
– Берите этого лебедя и тащите его в темницу, – распорядился Пырей.
Молодцы быстро отвязали мужика от лавки, подхватили его под руки и выволокли из комнаты.
– Уф-ф… – Пырей стянул с кулаков тряпки и швырнул их на лавку. Затем взял со стола чистый рушник и отер потное лицо. – Совсем утомил, леший.
Дознаватель взял со стола кувшин с квасом и наполнил кружку до краев. Затем медленно, с толком, расстановкой и удовольствием выпил весь квас.