Те, кого нет
Шрифт:
— Что за адский характер!
— При чем тут характер?
— Ты разве не видишь, что творится с братом? После истории с этой девицей я его просто не узнаю…
Федоров отвернулся. Из машины донесся смех дочери. Сквозь боковое стекло было видно, как она, склонившись к Родиону, что-то торопливо говорит ему прямо в ухо.
Почувствовав на себе взгляд, Марта обернулась — на лице все еще блуждала улыбка, и сразу отвела глаза.
«Совсем дети, — подумал Сергей, словно отстраняя от себя навязчивую тревогу жены. — Оба, несмотря на разницу в возрасте,
В отличие от Александры, он чувствовал себя спокойным и расслабленным. В конце концов, не так уж и важны все эти размолвки между родичами. Рано или поздно все само собой образуется. И нечего делать ставку на этот дутый юбилей, как жена. Все равно никакого примирения с Савелием не получится — в этом он был почему-то уверен.
Валентин с треском выбрался из кустов и спустился к машине, помахивая ладонью и сияя, будто шествовал по трапу «боинга».
— Че смурные? — поинтересовался он. — Не на поминки ж едем…
— Садись. — Александра швырнула окурок в кювет, дождалась, пока брат заберется в машину, села сама и с силой захлопнула дверь.
Перелесок кончился, миновали открытое пространство с хутором и водокачкой на бугре, затем дорога плавно изогнулась на юг, и впереди зачернела зубчатая полоса старого сосняка, над которой колыхалось полуденное марево. Кита Джаррета сменил Доктор Джон. «Додж» нырнул в лесную тень, и по обе стороны дороги распахнулись колоннады мощных бронзовых стволов, опутанных у основания космами тонкой сухой травы.
Еще пару километров лесом — пока впереди не нарисовалась бело-красная жердь шлагбаума, перекрывающего бетонку. Рядом добротная, обшитая сайдингом сторожевая будка, а направо и налево от дороги, прямо через чистый, без подлеска, сосняк — изгородь из проволочной сетки насколько хватает глаз.
Родион затормозил, опустил стекло и высунулся. Из будки выполз потный охранник в майке, камуфляжных штанах и берцах, стрельнул глазом на номер «доджа» и поплелся поднимать шлагбаум. Прозрачное облако ненадолго закрыло солнце.
— Шауры, — сказал Родион Сергею. — Во как у нас строго, видали? Только все это туфта. Со стороны озер можно и пройти, и заехать. Хоть дорога там жуткая дрянь. И вообще — никакие это на самом деле не Шауры. Настоящие, старые, в двух километрах отсюда, а это — садовое товарищество «Озерное». Во всяком случае, по карте.
В новых Шаурах все было не так, как в пригородных коттеджных резервациях, которые во множестве появились в середине девяностых. Там многоэтажные, с башнями и балясинами, особняки лепились вплотную, окно в окно. Участки мизерные, земли не видно под строительным мусором. Многие дома годами стояли недостроенными, разрушаясь и зияя пустыми проемами.
Бетон за шлагбаумом стал ровнее, и дорога сразу пошла под уклон. Постройки попадались на глаза нечасто, зато заборы были сплошные, кирпич и дикий камень, метра под три. Из-за них выглядывали верхушки уцелевших при строительстве сосен, кроны лип и яблонь, которых здесь наверняка не было еще десять лет назад, когда эту территорию начала осваивать городская власть, нарезав себе участки по полгектара. Оставалось только удивляться, как в эту компанию затесался Савелий Смагин, никакого отношения ни к администрации, ни к правоохранительным органам не имевший.
Машина свернула раз и другой, в дальнем конце открывшегося проезда сквозь ивняк и прибрежные тростники блеснула вода.
Не доезжая до берега с полсотни метров, Родион притормозил и вывернул руль. В такой же, как и повсюду здесь, ограде, доходившей до самой береговой полосы, сверкали свежей краской автоматические ворота. Створка с тихим гудением поползла вверх, и «додж» неторопливо вкатился на выложенную шестигранными бетонными плитами площадку перед гаражом.
По правую руку в просторном вольере тут же отряхнулся и поднялся на задние лапы громадный, дымчатой шерсти пес. Навалившись всей тушей на сетку вольера, он подозрительно уставился на приезжих, однако голоса не подавал.
Сергей вышел из машины, разминая ноги и прикидывая, что зверюга эта, хоть и смешанных кровей, ростом будет повыше его, а весу в ней, надо полагать, куда больше.
Никто из хозяев как будто не спешил их встретить.
Оттуда, где стоял Федоров, пока жена хлопотливо высаживалась из джипа, была видна просторная ухоженная лужайка. Гравийная дорожка, обсаженная карликовыми можжевельниками, вела от гаража к дому — двухэтажному осанистому особняку под австрийской черепицей, с двумя террасами, верхней и нижней, широкими окнами и полукруглыми травертиновыми ступенями. Ступени поднимались к двустворчатой входной двери. Дом затеняли три старые сосны, одна из них с раздвоенным гнутым стволом.
Дальше, в глубине, у противоположного края участка, — длинный флигель, соединенный со служебными помещениями, а ниже, где ограда открывалась прямо к озеру, за кустами желтела свежим сосновым брусом недавно отстроенная баня.
Решетчатый настил тянулся от бани к причалу, который уходил метров на двадцать в озеро по проходу, выкошенному в зарослях тростника. Над причалом серебрилась дуплистая ива. Душный полуденный ветерок гнал небольшую волну, пара «казанок» и желтый катамаран, приспособленный под электрический движок, толкались бортами у конца причала.
Весь участок — не полгектара, но уж никак не меньше трети, был спланирован и тщательно ухожен, причем в подборе кустарников и цветов на клумбах чувствовалась рука профессионала, а во всем остальном — твердая хозяйская рука. Прямо перед домом в небольшом водоеме, обложенном по периметру мшистым камнем, вальяжно грелись на солнце листья кувшинок, водяного гиацинта и еще каких-то неведомых Федорову водных растений. По поверхности расходились медленные круги.
Трещал и крутился распылитель на газоне, пахло мокрой газонной травой и птичником, а под просторным полосатым навесом, на сквознячке, уже были расставлены столы и белели скатерти. Поблизости находился кирпичный очаг для барбекю.