Те, кого нет
Шрифт:
Позже, раскладывая по полочкам обрывки информации, которые всплыли на суде, в переговорах с адвокатом и в свидетельских показаниях, которые были на девять десятых враньем, она догадалась, откуда брались деньги.
Управляющий имел доступ к «спящим» счетам — к таким, которые не трогали по нескольку лет. Их было много, и выяснять, где эти люди, живы они или на том свете, ни у кого не было ни малейшего желания. Наоборот.
А технология оказалась элементарной. Кто-то из менеджеров верхнего звена оформлял фиктивные требования из Пенсионного фонда на возврат якобы ошибочно перечисленных мелких сумм. Суммы автоматически
Впрочем, суду так и не удалось доказать, что те восемьдесят миллионов гривень, которые успели пройти через ее счет до проверки, принесли Наташе какую-либо выгоду. Зато полпроцента — это да, тут не поспоришь.
Она быстро разобралась в программном обеспечении, с которым работали в отделениях и центральном офисе банка, и однажды в течение целого рабочего дня занималась только тем, что мониторила все, что происходило с ее счетом.
Больше всего это было похоже на то, как вирус-троянец множит, открывая одно за другим, окна в браузере. Мелкие суммы — по десятке, двадцатке, сотне, стремительно сыпались словно из ниоткуда, суммировались, обезличивались и так же быстро уходили в никуда. Тогда она не стала вникать — просто посмотрела. Ей достаточно было того, что сказал Игорь.
Он, между прочим, пару раз написал ей в колонию. Коротко и нежно. Она прочла, почувствовала фальшь и не ответила. Вычеркнула из памяти.
Вернулся Валентин, опустился на край постели и тронул холодными пальцами стриженый затылок Наташи. Ее тело мучительно напряглось под простыней. Она повернула голову, и он наклонился поцеловать в лоб — почти отечески.
От него пахло «Колгейтом», мылом и сладковатой туалетной водой. Ночью у них никакого секса не было, но происходило нечто такое, о чем она старалась не вспоминать.
Наташа посмотрела Валентину в глаза и спросила:
— Я могу уйти отсюда?
— Нет, — мгновенно ответил он.
— Почему?
— А тебе некуда идти. Во всяком случае здесь. Я сейчас съезжу в Управление резерва, там у меня дела. Заодно решим и твой вопрос. Часа через три вернусь, обговорим остальное…
— Что же это нам с тобой обговаривать? — поинтересовалась она.
— Ты за что отсидела? — вместо ответа произнес Валентин, выпрямляясь. — Расскажи-ка дяде. То, что ты не Людмила, я уже знаю, а вот твоя история о поезде, от которого ты якобы отстала, мне показалась туфтой сразу, как только я тебя разглядел.
— Ты и сам мастер сочинять сказки. Вроде вчерашней, — сказала она с усмешкой. — Нигде я не сидела.
— Брось, Наташа. Я хочу помочь тебе устроиться на работу. Ты мне действительно нравишься.
— Откуда ты знаешь, как меня зовут?
— Тоже мне, загадка природы. Заглянул в твои документы еще в поезде, пока ты бегала в туалет. Они у тебя в рюкзаке, в потайном кармане.
— Вернул на место, надеюсь?
— Обижаешь, — оскорбился Валентин. — Я же не карманник. Так за что тебя закрыли?
— Убила человека. Непреднамеренно, — сказала она, перехватив его пристальный взгляд.
— Тогда тебе и впрямь некуда идти, кроме милиции. Ты поднадзорная?
— Слушай, может, хватит? Что ты во всем этом понимаешь? — вспыхнула она.
Валентин одевался без всякого стеснения — менял трусы, натягивал брюки, пудрил подмышки — будто они и впрямь были близкими людьми.
— Все уже расходятся, — деловито сообщил он. — Сестра убежала к восьми в больницу, племянница через полчаса отправится на тренировку. С ней, скорее всего, уйдет и Сергей — он собирался к старикам на дачу. Как встанешь — поешь и спокойно жди меня. Все в холодильнике. Отдыхай пока, Наталья. Вернусь — пробежимся по магазинам, тряпок прикупим, а то ты похожа черт знает на кого…
Она едва дождалась, чтобы Валентин наконец-то ушел.
Как была, нагишом, Наташа бросилась к двери и опустила собачку замка. Метнулась к своему жалкому рюкзачку, брошенному на пол под окном.
Слава Богу, документы, сдохший мобильник и жалкие остатки денег оказались на месте. Там же лежали ее старенькие часики, которые она сняла и сунула в кармашек, когда вчера ходила мыться. В настоящей ванне, с горячей водой, душистой пеной, шампунями трех сортов и мягким полотенцем в придачу. Впервые за семьсот пятьдесят дней и ночей.
Стрелки на часах показывали восемь тридцать семь.
Валентин был единственным мужчиной-проводником в том поезде. Именно поэтому она решилась к нему подойти, хотя вагон был купейный.
Она перебралась на железнодорожную станцию, потому что на автобус, как выяснилось, денег у нее уже не хватало. Она и не знала, что всего за два года билеты стали стоить так дорого. Но даже если бы она вышла на трассу и ее подобрала попутка, задаром никто бы ее не повез.
Как же это она так просчиталась, что в результате оказалась в этой глухомани? И все потому, что вместо денег на дорогу в колонии ей выдали бумажку на бесплатный проезд до Луганска. А в Луганск Наташа даже не собиралась. И вот теперь она в Завасино, о котором раньше и слышать не слышала.
Близится ночь. Перекантоваться на автостанции негде — вся она размером с куриный сарай.
Наташа вышла на воздух, опустилась на облупленную скамейку и прикурила одну из двух остававшихся у нее сигарет. Рядом тут же пристроился алкаш и выразительно кивнул на мятую пачку «Примы-люкс», которую она все еще сжимала в руке. Наташа протянула вместе с зажигалкой. Тот повертел в грязных распухших пальцах с обломанными ногтями и вернул, заявив, что последнюю не возьмет. На это она сказала, что есть еще, а мужчина хрипло закашлялся: «Не ври. У тебя и так проблемы. Надо уехать?»
Он оказался местным и объяснил, что добраться до города можно дизелем, он идет семь часов, но ближайший только завтра днем. К тому же по пути зверствуют контролеры. Можно попробовать сесть на проходящий скорый, который будет часа через три. Если повезет, конечно. К женщинам-проводникам лучше не соваться, их за это гоняет начальник бригады. Вокзал рядом, десять минут ходу; главное — по пути не светиться, а то на нее и так уже косятся местные оглоеды.
Она усмехнулась, оставила алкашу сигарету и ушла…