Те Места, Где Королевская Охота [Книга 1]
Шрифт:
— Ну что вы! — рассмеялся он. — Таласарки не в моем вкусе.
— Что, не такие красивые? Или не подступиться? — вскинул брови проректор.
— Ни первое, ни второе, — ответил Хастер. — Они, наоборот, слишком энергичны и самостоятельны. И слишком умны для меня. Чуть что — сами предлагают отдать им руку и сердце, а то и отбирают то и другое без спроса… Ну нет! Крутить любовь с таласаркой — сколько угодно, но жениться — никогда! Нет у меня желания всю жизнь сидеть под каблуком.
Они посмеялись, потом Хастер добавил нейтрально:
— Передайте Метелин мой большой привет.
— А сам не хочешь заехать в День не в счет поздравить
Тут уж Хастер мог вздохнуть облегченно. Он даже сделал вроде как извиняющийся жест, развел руками со скорбным лицом:
— И рад бы, но никак не могу. Вы же знаете, я завтра должен быть в Арафе.
— Да, да, — покивал отец Бахари. — Само собой…
— Но после праздников я обязательно загляну к вам, — заверил Хастер.
— Конечно, мы всегда рады тебя видеть…
Вундеркинд–секретарь был, наверное, несказанно удивлен, увидев, как проректор выходит из своего кабинета буквально под ручку с посетителем, которого он собирался помережить, прежде чем допускать пред светлы очи, как пожимает ему руку и произносит радушно: «Значит, договорились, Хастер, после праздников ты ко мне?». Посетитель кивнул, они еще раз пожали руки, и секретарь, когда тот вышел, на всякий случай черкнул себе на листочке: «Хастер» и после этого имени поставил три восклицательных знака. Потом подумал и прибавил три вопросительных.
Выйдя из Школы, Хастер направил свои стопы прямиком в библиотеку Политехнического музеума и при посредстве разрешения проректора заказал на следующую неделю книги по весьма длинному списку. Затем путь его лежал к портному, где его долго вертели перед зеркалом, наводя последний лоск на давно заказанный именно для этого случая новый костюм. Потом заехал в магазин прикупить всяких необходимых для поездки мелочей.
В гостинице, пока двое балбесов–слуг упаковывали его багаж, он перекусил, подошел к портье расплатиться и, приказав отправить багаж на станцию к вечернему дилижансу на Арафу, вышел прогуляться на Набережный бульвар, чтобы купить в дорогу пару готических романов пожутче. Возвращаться назад в гостиницу он не собирался, не имело смысла. Поэтому прямо с покупками (а ему довелось прикупить редчайшее издание классического «Князя Гора» с блестящим послесловием, которое само по себе было достаточно ценным — и недорого!) он взял извозчика и велел ехать на Новую Тополиную в «цветочные аллеи», на свою любимую Гиацинтовую. Но мысли его были далеки от грешного утоления жажды плоти. Отнюдь. Просто кроме всего прочего там были хорошие бани, а это как раз то, что сейчас требовалось Хастеру после дальнего путешествия и перед праздничными испытаниями.
Правда, по дороге он чуть было не передумал. Навстречу ему, как раз недалеко от развилки Старой и Новой Тополиных дорог, промчался недорогой наемный экипаж, в котором сидела весьма — очень весьма! — привлекательная молодая особа. Хастер даже оглянулся вслед промчавшемуся экипажу, так поразило его выражение лица девушки: сосредоточенное, даже немного напряженное, дающее богатую почву для воображения. Конечно, оглянувшись, Хастер ничего не увидел, кроме поднятого верха коляски, но дав волю своим мыслям, он сумел выдвинуть несколько различных предположений по поводу встречной девицы, и тренировал свое воображение до самого порога любимого заведения.
— Только
— Ну, хотя бы одну девушку для массажа, господин Тенедос! Лорис как раз свободна. Вы же знаете, как она прекрасно делает массаж, — улыбалась хозяйка, провожая гостя к банной пристройке.
— Массаж? Ну хорошо, — уступил Хастер. — Номер, Лорис, цирюльника и легкий обед!.. И все! — с ходу отверг он дальнейшие поползновения. — А в семь выставьте меня отсюда вон.
— В семь утра? — с надеждой уточнила хозяйка.
— В семь вечера! — ответил Хастер. — В семь утра я должен быть уже далеко от Столицы.
— Сударь, проснитесь, приехали, — кто–то тряс Хастера за плечо, и он чуть не свалился с неудобного сиденья. Продрав глаза и огляделся. Дилижанс уже был пуст, в дверях маячил, спускаясь по неудобной лесенке на землю, последний пассажир — он–то и разбудил только что Хастера. Впрочем, последним пассажиром был как раз сам Хастер. Он вскочил на ноги, поправил шапку, огляделся, не забыл ли что, и вышел.
Дилижанс стоял аккурат перед темной громадой главных ворот Арафы. Две мощные нефтяные лампы — электричества в Арафе не признавали и не собирались признавать в ближайшие сто лет! — по бокам от входа не столько освещали, сколько, казалось, сгущали предрассветный мрак во всем окружающем мире. На самом же деле небо уже заметно посветлело.
— Сударь, — позвал сверху кучер, — багаж–то получать будете? — В голосе возничего не было раздражения, только ирония.
— Да–да, — Хастер суетливо зашарил по карманам в поисках квитанции и протянул ее подменному кучеру, хотя в том не было особой нужды: на крыше под откинутым непромокаемым пологом одиноко стоял только его чемодан. — Будьте добры. Я, кажется, уже начинаю просыпаться.
Кучер спустился на землю с чемоданом, Хастер оделил его мелкой монетой, подхватил чемодан и пошел к дверям стеклянного павильона, притулившегося возле крепостной стены слева от ворот. Официально павильон назывался Въездным, но за сходство его назначения с таможней кто–то из постоянных клиентов прозвал его Мытней, и это название привилось и закрепилось. Ибо Мытню не мог минуть никто из приглашенных в Арафу, и все без исключения чинов, положений и заслуг ожидали, в одной очереди как равные, когда их пропустят в замок.
Вот и сейчас под стеклянную крышу Мытни непрерывно въезжали кареты, и вся имперская знать спешно выгружалась из своих экипажей, оставляя в них амбиции и спесь, а служители поторапливали кучеров, чтобы те поскорее освобождали места для следующих.
Прибывшие спешили к конторке отмечаться, и невозмутимый чиновник в парадном мундире, не обращая внимания на очередь, в которой, без всякого учета званий и титулов, ожидали аристократы с пышнейшими и древнейшими именами и простые неродовитые дворяне, принимал пригласительные грамоты, сверял со своим списком, выдавал согласно этому списку жетоны с номерами и, возвращая приглашения, вежливо просил подождать пока вызовут. Его вежливость походила на работу какого–нибудь механизма: такая же размеренная, рутинная и бездушная. Но иначе здесь нельзя — отношения с приезжими должны были быть идеально ровными ко всем, потому что десятки глаз ревниво следили за тем, чтобы чиновник не уделил кому–то хоть большего внимания, чем другим. Сами те, кто прибывал в собственных экипажах, на приехавших дилижансом могли смотреть свысока, но для замковой обслуги было все едино.