Театр Черепаховой кошки
Шрифт:
Завтракая, Виктор снова включил телевизор и начал листать программу спортивных каналов. Он поставил на запись бокс по "Евроспорту" и два матча футбольной премьер-лиги по "России 2", допил кофе, аккуратно смел крошки со стола и отнес посуду на кухню.
Ему снова удалось не встретиться с Ритой – та как раз плескалась в ванной.
Из квартиры он вышел под натужный аккомпанемент фена.
И в тот момент, когда хлопнула за ним входная дверь, зажегся красный глазок приставки: она начала запись, не дожидаясь, пока начнутся запланированные программы.
2.
Из-за
Надо было подстроить Риту под себя, а не подстраиваться под нее, но решение этой задачи требовало времени, и приходилось терпеть. Приходилось пользоваться случайными девушками из клубов.
Очередная осталась ночевать, а сейчас притворялась спящей и следила за Михаилом сквозь ресницы. Он заметил, но ему было плевать. Михаил не помнил даже, как ее звали. Он застегнул брючный ремень, стоя возле кровати, потом вышел из комнаты.
Девушка, которую звали Вика, тут же перестала притворяться спящей и села, натянув на себя одеяло. Высокие напольные часы, стоящие у стены напротив, показывали половину десятого. Вика не любила вставать так рано, но сейчас ее разбирало дикое любопытство. Ей хотелось знать, чем же все это закончится, и как долго она сможет тут продержаться.
Вика огляделась. Спальня была просторной, со светлыми стенами и светлым паркетом, а спальный гарнитур был контрастный, темного дерева. Все казалось лаконичным и дорогим. Вика добавила бы сюда какой-нибудь симпатичный коврик, стильное панно на стену, полочку с безделушками, а то глазу не на чем было остановиться. Кроме шкафа и кровати с парой тумбочек тут стояли только те самые напольные часы, да возле них – неглубокое кресло с жесткой спинкой.
Можно было бы подумать, что комната нежилая, если бы не Викины вещи.
В кресле лежала обмотанная бордовым топом туфля. На ее каблуке сверкал огромный страз. Из-под кресла выглядывали джинсы. Одна штанина трепетно обняла ножку, вторая стыдливо спряталась в тень.
Еще одна туфля стояла у двери, будто хотела сбежать, но была застигнута на полпути.
Вика подняла глаза и увидела над дверью еще одни часы, с белым циферблатом и черными четкими цифрами. Третьи часы – маленький будильник – обнаружились на тумбочке, под Викиным бюстгальтером.
Все часы шли секунда в секунду, и это было удивительно: у Вики и одни-то, наручные, раньше все время то отставали, то спешили минут на пятнадцать, а потом она и вовсе перестала их носить, полагаясь на мобильник.
Впрочем, часы занимали ее недолго.
Вика сладко потянулась и упала назад, на подушки. Упругий матрас мягко подкинул ее тело. Тут было замечательно.
И секс был замечательный. Ей всегда хотелось именно такого любовника. Михаил был сильным, настойчивым, и в этом чувствовалась настоящая страсть: когда желание настолько сильно, что некогда думать, некогда отвлекаться. Когда мужчина хочет только одного: брать, брать и брать, и ему наплевать, чего хочет женщина.
Вика потянулась, приподнялась на локтях и залюбовалась своими длинными стройными ногами. Да, она была молодой и красивой, с этим трудно было спорить.
На кухне зашумел чайник. Вика полежала еще немного, раздумывая, не подадут ли ей завтрак в постель, но потом все-таки встала и прошлась по комнате.
Определенно, тут можно было бы задержаться. Михаил был если не богатым, то, по крайней мере, не бедным. Страстным. Высоким. Довольно симпатичным. Довольно молодым – по крайней мере, сорока ему еще не было.
Такая удачная комбинация попадалась Вике впервые.
Она распахнула дверцы платяного шкафа, и ей показалось, что она попала в магазин. Джемпера были разложены на полках ровными стопками, рубашки висели по цветам: несколько белых, потом – голубые, следом – кремовые. Потом – классические костюмы разных оттенков. Тщательно вычищенные ботинки стояли на решетке внизу. Развязанные галстуки свисали с дверцы ровным рядом.
Вике стало как-то не по себе. Она словно попала на магазинную экспозицию: "Смотрите, как можно разместить все ваши вещи в нашем новом шкафу".
Она осторожно стянула с плечиков голубую рубашку и закрыла дверцы.
Накинув рубашку на голое тело, Вика вышла на кухню.
Михаил сидел за столом и завтракал. На красивой тарелке была сервирована глазунья с несколькими кусочками колбасы, кружками овощей и веточкой свежего укропа. Рядом стояла чашка горячего кофе. Вика огляделась и поняла, что ей завтрака никто не приготовил.
– Привет, – сказала она, пряча разочарование за широкой улыбкой.
Михаил кивнул и отправил в рот еще один кусочек яичницы.
– Мне было хорошо вчера… – добавила Вика, немного помедлив.
– Я рад, – отрывисто бросил он. – Брось рубашку в бак для грязного белья. Он в ванной.
– Хорошо, – согласилась Вика. – Буду уходить, обязательно брошу. А хочешь, я останусь и приготовлю тебе ужин? Ты во сколько возвращаешься?
Дальше произошло то, чего Вика никак не ожидала.
3.
– Саша, Полина у нас?
Саша вздрогнула. Она так сосредоточилась на Черепаховой Кошке, что не слышала телефонного звонка и не сразу поняла, что мать задала вопрос.
– У нас, – ответила Саша, собравшись с мыслями.
Хотя никакой Полины у нее в комнате, конечно, не было.
Саша тряхнула головой, отгоняя прочь звук маминого голоса. Она думала о том, что Полине плохо, и о том, что надо помочь, и еще о том, что в реальности это сделать невозможно. Трудно было представить себе, что она, семнадцатилетняя, подойдет к историку и спросит, зачем он так нехорошо смотрит на свою ученицу, или придет к ее матери и скажет, что Полина ее боится… Она знала, что не получит ответа и даже не испугает их настолько, чтобы они остановились и задумались. Потому что так легко игнорировать мысли и желания тех, кого считаешь недостаточно взрослыми.