Театр кошмаров
Шрифт:
– Все нормально, – его ладони крепче сжали плечи подруги. – Сегодня мы нужны друг другу.
– Спасибо, – на этот раз слово шепотом сорвалось с губ Этель.
Иногда, даже в самых сложных ситуациях, слова – это лишнее, а для поддержки достаточно просто быть рядом. Дружба с Каспером давно ее этому научила.
Этель проснулась еще до того, как звук будильника из тихой вибрации превратился в оглушительную трель. Она присела на широкой кровати, на которой снова спала одна, и посмотрела на Каспера. Друг безмятежно
Этель улыбнулась этой мысли и на цыпочках прокралась в ванную комнату, чтобы собраться там. Она помнила, что у Каспера сегодня важная тренировка – подготовка к летним межуниверситетским соревнованиям по плаванию, но будить друга еще рано. Его тренировка начнется гораздо позже, чем волонтерская смена Этель.
Весь прошлый вечер она не думала о ссоре с Рондой. Каспер не давал мрачным мыслям и шанса проникнуть в голову Этель: он много болтал, показывал видео с трюками, которые хочет выучить на скейте, а потом настоял на том, чтобы устроить киноночь.
– Надо отдохнуть. Тебе – перед сменой, а мне – перед тренировкой, – решил Каспер и включил «Евангелион», который они смотрели, пока оба не уснули.
Однако когда Этель на роликах неслась к «Жерлу» по полупустым утренним улочкам, от тревог было не убежать. Ссора с сестрой проигрывалась в воспоминаниях снова и снова, отчего каждый раз слова Ронды в воспоминаниях звучали все абсурднее.
«Смерть наступила на фоне полного здоровья, причины гибели не установлены, но все умершие посещали парк. Я думаю, что эти события как-то связаны, но пока не понимаю как».
Этель скривилась.
Как парк может быть связан со смертями? Это глупость. Бред. Ронда совсем сошла с ума. И хуже всего то, что сестра верит в эти сказки, которые сама же придумала, пытаясь структурировать весь мир.
По мнению Ронды, все поддается анализу, все можно уложить в строгие рамки графиков и формул. Ведь то, что можно анализировать, то, у чего есть понятная и четкая схема, легко можно контролировать.
Только вот жизнь не поддается таким законам. Случайности случаются. И Этель не станет забиваться в угол просто потому, что Ронду спустя семь лет не отпускает паранойя и чувство вины.
Но как бы уверенно Этель ни думала о своем решении, на душе было неспокойно. Она переживала из-за ссоры и из-за того, что сбежала к Касперу, бросив Ронду одну. Они с сестрой друг для друга – последние близкие люди.
Этель надеялась, что в парке получится отвлечься. Думала, что работа увлечет и на воспоминания о дурацком конфликте не будет времени. Но, как назло, день тянулся слишком спокойно. Никто не расшибал колени, упав с батута, не перегревался под солнцем и, объевшись до отвала сахарной ватой, не страдал от аллергии на сладкое.
Скучно. Да еще и время издевательски замедлилось – цифры на часах в телефоне совсем не желали сменять друг друга.
Этель, сложив ноги на ярко-оранжевый ящик аптечки, сидела на пункте медицинской
Она смотрела в одну точку, пытаясь поставить себя на место Ронды. Неужели сестра и правда уверена, что парк как-то связан со смертями? Даже если отбросить логику и допустить такую вероятность, ситуация становится только сложнее.
Ронда – помощница детектива. Она не раз бывала на местах преступлений и прекрасно знает, что дыма без огня не бывает. У каждой смерти есть причина: изношенность организма, болезнь, травма, намеренный вред… Не может быть такого, чтобы не один десяток людей просто перестал существовать, точно по щелчку пальцев – без следа недуга или насилия.
Но даже если так…
Почему далеко не глупая Ронда, которая обожает структурировать информацию, свихнулась на совершенно дурацкой идее? Почему она твердо уверена, что дело именно в парке?
Этель в очередной раз заставила экран смартфона вспыхнуть. Она отключила звук, не желая разговаривать с сестрой, если та позвонит, но в итоге все равно ежеминутно проверяла – а не пропустила ли сообщение от Ронды? Но ни сообщений, ни пропущенных звонков не было.
Это хорошо? Ронда дала Этель свободу и отстала со своими навязчивыми идеями.
Или плохо? Ронда придет в парк, и тогда…
Этель тряхнула головой и зажмурилась. Карусель, напротив которой и ютился пункт медицинской помощи, в сотый раз за день поднялась ввысь. Этель сидела с закрытыми глазами, но перед ними все равно стоял ярко-красный столб и топ-зонтик, от которого опускались цепи для сидений.
Хватит. Нужно уже избавиться от мыслей о сестре, о ее глупых предостережениях и страхах, пока они не передались и Этель.
Под раскладным стулом валялся рюкзак Этель, из которого она, нагнувшись, достала тонкую тетрадку и ручку. Вырвала неровный клочок размером с половину ладони, затолкала тетрадь обратно в рюкзак и пяткой одной ноги уперлась в сиденье, чтобы коленка оказалась почти напротив лица. Положив на нее клетчатый обрывок, Этель написала: «Чужие страхи. Ограничения. Пустые ссоры».
Писать буквально на коленке было совершенно неудобно. Ручка в паре мест проколола листок, паста измазала кожу. Буквы вышли неровными и кривыми.
Но Этель и не стремилась к аккуратности. Этой записке все равно суждено сгореть.
Записывать хорошие мысли, мечты и благодарности каждому дню, а затем обращать эти листочки в оригами журавлей. Выливать на бумагу темные эмоции, страхи и обиды – чтобы сжечь.
Такой совет дал Этель один из многочисленных психологов, которых она посещала после трагедии семилетней давности. Школьные психологи часто менялись, как и их подходы. Этель даже не успевала понять, какие из методик действительно работают. Но один-единственный совет все-таки приняла, превратила в привычку и пронесла через годы.