Театр невидимых детей
Шрифт:
Но знаете что? После той ночи Неваляшка оскандалился только один-единственный раз! И мне кажется, что в последнее время он стал меньше раскачиваться, чем когда только приехал к нам. Тетя Йола сказала, что Неваляшка делает большие успехи и что это моя заслуга. Я не очень с этим согласен – ну что я такого сделал? Ничего особенного! Иногда помогаю ему причесаться, иногда мы вместе работаем в огороде, потому что поначалу Неваляшка без конца выкапывал то, что посадил, чтобы проверить, не выросли ли у растений корни, – теперь-то он более терпелив. Я вожу его к тете Медсестре, если он поранится (Неваляшка рассеянный, поэтому, к сожалению, часто падает). Время от времени читаю вслух его любимый комикс о Титусе, потому что сам он читает плохо, – Неваляшке очень нравятся картинки, и он ужасно удивился, когда я ему сказал, что в книге есть еще и слова. Вот и все мои заслуги – кот наплакал.
Ну ладно, хватит уже о «чокнутых». Теперь «хулиганы»… Хотя про них-то догадаться несложно. «Хулиганы» выходят за пределы территории «Молодого леса» без разрешения, а из школы (если вообще там бывают!) возвращаются ужасно долго. Они постоянно дерутся, пристают к младшим. Часто воруют или портят вещи и то и дело придумывают какие-нибудь идиотские штуки, которые чреваты большими неприятностями. А иногда просто шкодничают – например, дохлую крысу кому-нибудь в постель подкинут или рукава рубашки хитроумным узлом завяжут. Но случаются и вполне классные «хулиганы»: по отношению к другим детдомовцам они ведут себя нормально, а если уж с кем-нибудь дерутся, то разве что с одноклассниками – теми, что из обычных семей.
В «Сане» есть один классный «хулиган». Его зовут Мирек, он моего возраста, но крупнее и сильнее. Мирека посещают совершенно безумные идеи. Например, в прошлую субботу, когда дядя Радек выдал нам карманные деньги, Мирек подошел ко мне в галерее и поинтересовался: «Ты что предпочитаешь – спустить бабки на яд или потратить их на большое приключение?» Я посмотрел на него с беспокойством, потому что уж точно не собирался покупать на свои деньги яд!
– Какой еще яд? – спросил я.
Мирек кивнул мне – мол, иди за мной – и спрятался за витриной со знаменем.
– Сахар – это белая смерть, – сказал он. – По телику передавали. Так что, если ты купишь себе конфеты, это все равно как если бы ты купил яд, они ведь из сахара.
Конечно, я собирался идти за конфетами в магазин – тот, что за автобусной остановкой. А именно за тремя красными петушками на палочке, один из которых предназначался тете Йоле. Ну что ж, раз они ядовитые, значит, нельзя – ведь хотя я заинтересован в том, чтобы тетя Йола была как можно толще, но уж точно не хочу, чтобы она отравилась!
– Ага, – покивал я, потом задумчиво посмотрел на Мирека и осторожно спросил: – Большое приключение – это как? А то если ты снова собираешься купить бутылку подсолнечного масла и разлить на ступеньках, то я против.
– Нет! – возмутился Мирек. – Это было глупо. К тому же она даже не упала…
Она – это тетя Матильда, которой Мирек в прошлое воскресенье подстроил ловушку. В результате наказали всю нашу группу – вместо того, чтобы смотреть после обеда телевизор, мы отправились на кухню, где почистили, наверное, миллион килограммов картошки. Тетя Матильда, правда, поскользнулась на разлитом масле, но – к разочарованию Мирека – не упала, продемонстрировав невероятную ловкость. Мирек все видел, потому что подглядывал, спрятавшись под подоконником на лестничной клетке. Потом он сказал, что тетя Матильда спорхнула с этой лестницы, словно «чокнутая чечеточница». Пока мы чистили картошку, он все время смеялся, и мы ужасно злились, потому что он-то хоть развлекся, а нам досталось одно только наказание, да еще из-за него!
– Пойдем за «Людвигами», – заявил Мирек.
– За Людвигами? – изумленно переспросил я. – Какими еще Людвигами?
– Ну как какими? «Людвиг», жидкость для мытья посуды! Ты со мной или нет?
Я подумал и кивнул – мол, да, с ним, интересно же. Если бы я не согласился, он бы ничего мне не рассказал. Я понимал, что в результате нас всех наверняка накажут, а так хоть какое-то развлечение. Так что я отдал Миреку две трети моих карманных денег, он побежал в магазин, а потом, спрятав под рубашкой, принес в спальню три бутылки «Людвига». Я очень долго не мог уснуть – все гадал, зачем Миреку столько жидкости для мытья посуды, но так ничего и не придумал и заснул. В воскресенье, сразу после завтрака, вместо того, чтобы идти вместе с остальными мальчишками на спортивную площадку, мы сбежали из «Молодого леса». Мирек повел меня на трамвайную остановку.
– Куда мы едем? – спросил я, когда подошел трамвай и Мирек встал со скамейки.
– В Хожов, – объяснил он, после чего щедро пообещал: – А потом я куплю нам мороженого. За свои деньги.
Я люблю Силезию, потому что города здесь расположены так близко друг к другу, что можно передвигаться на трамвае или на автобусе, словно это один большой город. И слава богу, иначе бы у нас возникли проблемы, потому что в Семяновице нет железнодорожной станции и в Хожов нам пришлось бы ехать на междугородном автобусе. Когда-то в Семяновице был вокзал, но десять с лишним лет назад его закрыли, осталось только название улицы – Вокзальная, она ведет к парку Шахтеров, который рядом с металлургическим комбинатом «Единство». Здание, правда, тоже сохранилось, но оно пустует и превращается в руины. Вы не находите, что выражение «превращается в руины» – очень интересное и таинственное? Я услышал его по телевизору, и оно мне ужасно понравилось, так что я запомнил. Вещей у всех нас тут очень мало, так что я решил подмечать и коллекционировать всякие слова и определения – их множество, и это ничего не стоит, к тому же они не занимают места, ну и никто не стащит.
Ладно, вернемся к рассказу о Миреке и жидкости для мытья посуды «Людвиг». Мы сели в трамвай и – хоп! – мигом оказались в Хожове, который я знаю плохо, потому что был тут всего один раз. Мирек шел первым, я за ним, и минут через пятнадцать мы добрались до небольшой площади, посреди которой…
Ну а вы как думаете? Что было на этой площади и зачем Миреку три бутылки «Людвига»? Догадались? Потому что я сообразил только тогда, когда его увидел. Только тогда я понял, что Мирек задумал.
– Ты с ума сошел! – сказал я, вытаращив глаза. – Нас из-за тебя в исправительный центр отправят!
– Никуда нас не отправят, не дрейфь, – пожал плечами Мирек и внимательно оглядел площадь. – Милиции нет, отлично. Держи.
Он потихоньку подал мне одну из зеленых бутылок, а две оставил себе.
– Подойдешь оттуда и присядешь на парапет. Запомни, бутылку держи пониже и не отставляй в сторону. Так чтобы не было видно. Открутишь крышечку и выльешь, а потом делай ноги. Ясно?
Я взял эту бутылку, хотя сердце у меня прямо выскакивало из груди. С одной стороны, мне хотелось сбежать, с другой – было ужасно интересно, что получится. Я спрятал бутылку под рубашку, обошел площадь и уселся на бетонный парапет. Мирек сидел с другой стороны – мне было плохо видно, потому что его заслоняли брызги воды.
Вы уже догадались, что там было? Фонтан! Посреди площади стоял фонтан, из которого била высоченная струя воды, а потом опускалась вниз молочной лучезарной моросью. Ничего не скажешь, выглядело это очень красиво. Мирек подал мне знак, я быстро огляделся, открутил крышку, поднес бутылку к поверхности воды и перевернул. Черт, как же медленно лилась эта густая зеленая жидкость! Где-то неподалеку вдруг загудела машина, я испугался и уронил бутылку в воду, потом спрыгнул с бетонного парапета и помчался куда глаза глядят. Мирек догнал меня в самом конце площади и схватил за рубашку.