Театр тающих теней. Под знаком волка
Шрифт:
Пухленький мужчинка перепуганно и суетливо приказывает гвардейцам дать обморочной дамочке воды, нюхательной соли, обмахнуть веером и… проводить Герцогиню и скачущего вокруг нее Герцога в их покои. Не ровен час, Его Величество выйдет! Непрошенных гостей в Приемном Покое быть не должно! Не можно!
Герцогиню с Герцогом из приемного покоя выводят, а Карлица остается сидеть под диваном, куда успела ловко перекатиться из-под фижм.
Накануне ее обожаемая Герцогиня предупреждала, что под диваном сидеть придется долго. Очень долго. Она, добрейшая Герцогиня, жертвуя собой, будет стараться вернуться за «своей мартышкой» ближе к вечеру, но в Приемный Покой ее могут не впустить.
Так что с вечера не пить, не есть! Терпеть. Терпеть. Терпеть!
И слушать! Чтобы в точности донести Герцогине, кто на чьей стороне.
Правит всем в Приемном Покое тот самый пухленький мужчинка, который не давал Герцогине долго здесь сидеть.
Главный Церемониймейстер. Который и распахивает Королевский балдахин после первого шевеления Его Величества, и после сего ритуального акта сразу же из опочивальни исчезает — так по утреннему церемониалу положено. Кто и когда церемониал ввел, не помнит никто. Но положено. И Главный Церемониймейстер зорко следит за тем, чтобы всё было «как положено»!
Все дела он вершит молча — в Приемном Покое всё делают молча, не приведи господь Его Величеству помешать!
Главным Церемониймейстером он стал недавно. Герцогиня с Герцогом, что ни вечер, обсуждают этого выскочку — десятилетиями ходил во Вторых Секретарях, даже до Первого дослужиться не надеялся, как вдруг прошлым летом разом всё произошло. Тогдашнего Главного Церемониймейстера хватил удар. Во время приема. Как стоял, так и крякнул, обмочился прямо посреди тронного зала, и осел. А через полгода и поставленный на его место Первый Секретарь со своего золотого пьедестала слетел. Со страшным треском.
— Зарвался.
— Власть в голову ударила!
— Заговорить с Его Величеством осмелился, когда его никто не просил!
— Да еще и в День Полнолуния!
А всем при дворе известно, что за страшный день — Полнолуние и дни вокруг! Весь двор ведет лунный календарь, радуясь нарождавшемуся месяцу и с ужасом взирая на толстеющую день ото дня ночь от ночи Луну.
Всему двору известно, что в дни Полнолуния вести себя нужно еще покорнее. В тысячу раз покорнее. Тише воды, ниже травы… А этот…
Ее обожаемая Герцогиня в оценке столь быстро свалившегося с вершины придворного категорична.
— Интриги плести не умел! В союзы вступил не с теми! А без нужных союзов при дворе не прожить. Ему елея в уши люди Второго Первого министра налили, он и поверил.
— Что ж ему, с Первым Первым союз заключать было надо? Он из другого стана. Первый Первый для него из стана врага, — пожимает плечами Герцог.
— Ради дела я заключу союз не только с человеком из стана врага, а с самим врагом! — решительно рубит воздух рукой Герцогиня. — Для дела врагов и друзей нет! Только союзники. И только на время. Для дела сильный враг лучше слабого друга!
Так Карлица усваивает еще один урок. Даже два.
Сильный враг лучше слабого друга.
Интриги нужно уметь плести.
Она будет учиться интриги плести! Ей тоже может выпасть шанс. О котором она теперь не может и мечтать. Мечтать не может, но готовой к нему быть должна!
Так и бывший Второй Секретарь, а ныне Главный Церемониймейстер мечтать не мечтал, но планы строил. Как отомстит всем и каждому, кто не выказывал почтения или ставил его ниже себя. Как перекроет все пути к Его Величеству, кроме пути через Приемный Покой. В котором будет править он. И ведь правит же!
Под низеньким диваном ни пошевелиться ей, ни повернуться. Ноги затекли, тысячи иголок в них, но Карлица вся превратилась в слух.
У нового Главного Церемониймейстера большая власть, скрючившись под диваном, понимает Карлица. Все пути к Его Величеству лежат через Приемный Покой. И ни одна интрига без его участия не пройдет, вот почему ее обожаемая Герцогиня в первую очередь «забыла» ее именно здесь.
Перед Главным Церемониймейстером лебезят здесь все. Даже Тощий Маркиз, который до своей ссылки в упор тогдашнего Второго Секретаря не видел, смотрел сквозь него и не стеснялся при нем рыгать, теперь, выходя из королевских покоев позже других («Как удается ему всегда получить тет-а-тет?! Опять что-то в клювике из стана Фердинанда принес!» — возмущается ее обожаемая Герцогиня), заливается соловьем.
— Его Величество меня сегодня еще пригласит! — то ли утверждает, то ли вопрошает Тощий Маркиз. Зная, что без Главного Церемониймейстера это приглашение ему не получить и в Королевские Покои минуя Приемный Покой не попасть.
— Пренепременно доложим, как пригласить изволят.
И Толстый Кардинал, выходящий за Тощим Маркизом следом, выказывает не свойственную его дородному телу юркость в желании Главному Церемониймейстеру угодить.
— Его Величество изъявил желание сегодня молиться за продолжение рода! И нынче посетит королевскую часовню.
— Пошлем гонца, как только Его Величество выходить изволят, — монотонно кивает тот.
Главный Церемониймейстер лучше других знает, что «Его Величество обещал позвать» и «Его Величество позвал», «Его Величество обещал прийти» и «Его Величество пришел» — это две большие разницы. Entre lo dicho y lo hecho hay un buen trecho — между сказанным и сделанным, путь, как известно, немалый.
Между одним и другим могут проходить часы. Дни. Недели. И годы.
Бесполезно уверять Главного Церемониймейстера, что «Его Величество меня вот-вот с минуты на минуту пригласит, я здесь на краешке стула посижу».
Не посидите!
Никто не посидит!
Главный Церемониймейстер знает свое дело.
Если Его Величество, выходя из собственных покоев, вдруг застанет в приемном покое кого-то, кого не приглашал, или приглашал, но забыл, а теперь видеть не хочет, Его Величеству придется изображать добросердечного монарха, пекущегося о делах страны и своих подданных и выслушивать случайно не вытолкнутого из Приемного Покоя просителя.
Потому что он милостивейшим монархом должен быть. Заботливым. И добрым. А злым должен быть Главный Церемониймейстер, не допускающий пред ясны очи Его Величества никого.