Театр тьмы
Шрифт:
Джеймс приподнялся, потянулся ко мне, и мы поцеловались. Но, когда Джеймс целовал меня, перед моими глазами стояла четкая картинка, как если бы я действительно видела ее, – шестеро актеров с дьявольскими татуировками на шеях. И эти татуировки смеются. Я зажмурилась сильнее, пытаясь понять: маски действительно смеялись или это была всего лишь моя фантазия?
«Конечно, фантазия. Иначе и быть не может, – про себя усмехнулась я. – Но возвращение актеров… сойдет ли это за сенсацию, если я возьму у них интервью?»
Внутри у меня залетали бабочки в предвкушении интересной работы. Когда находишь идею, какой бы странной она ни была, часть ее будто селится внутри и напоминает о себе легким трепетом.
– Скоро
Я не лукавила. И злость, и плохое самочувствие покинули меня так же внезапно, как и дали о себе знать.
Джеймс взял меня за руку, и мы вышли из-под навеса. Парня с флаерами нигде не было. Люди, как обычно, бежали по делам через парк, где еще несколько минут назад вертелся странный парнишка, зазывая всех в камерный театр «GRIM».
Когда мы проходили мимо кофейни, я заметила на дороге флаер, заляпанный грязью. Я подняла его, пока не видел Джеймс, и засунула в боковой карман плаща.
6
Весь рабочий день я провела как в бреду – у меня все валилось из рук: за смену я разбила две чашки, рассыпала новую упаковку кофейных зерен и пролила на клиента капучино, когда протягивала ему пластиковый стаканчик. Руки не слушались, а мозг будто бы отключился. Хотя нет, не отключился. Думал о другом. Снова и снова я мысленно возвращалась в парк, где услышала о театре «GRIM». Как бы я не сопротивлялась, мысли о нем завладели мной, не давая спокойно работать. Я совершала один промах за другим, а потом молилась всем богам, чтобы мистер Дартл не пришел с проверкой. Иначе я осталась бы без работы в один миг. В тот роковой день этому способствовало абсолютно все.
Когда до конца рабочего дня оставалось всего полчаса, я услышала звон дверного колокольчика. В это время я стояла спиной к входу и ополаскивала в маленькой раковине тряпку, чтобы протереть столики. Внутри у меня все тут же похолодело, рука замерла, а звук воды, стекающей в водопровод, неприятно сдавил мозг. Очень медленно я опустила взгляд на пол, где в прозрачном целлофановом пакете лежали осколки чашек и рассыпанные зерна. Я еще не успела их выбросить. Мусорный мешок стоял рядом, как предвестник неминуемого увольнения.
– Привет! – произнес до боли знакомый голос. Страх коснулся моего горла и вырвался наружу тихим «уф».
– Напугала, – развернувшись к Джейн, сдавленно сказала я. Передо мной стояла лучшая подруга: она светилась, как солнце, озаряя собой мрак, который кружил вокруг меня почти весь этот день. – Ты какими судьбами?
– Была тут на задании, фотографировала последствия урагана на Пикадилли и вот решила забежать, проверить, как ты. А ты ждала в такое позднее время кого-то другого? Мистера Дартла? – Джейн прищурилась и посмотрела по сторонам. Потом заправила за ухо черную прядь волос и тихо произнесла: – Хьюстон, проблем нет. Все чисто.
– Это не смешно.
– А никто и не смеется, – серьезно сказала Джейн. Дурашливое выражение вмиг покинуло ее лицо. – Видела бы ты себя со стороны. Я думала, у тебя сердце остановится, когда ты повернулась ко мне. Долго это еще будет продолжаться? Ты за кофемашиной все свои нервы оставишь. И душу.
«Легко тебе говорить, – подумала я, глядя на подругу, – у тебя есть диплом магистра и любимая работа фотожурналиста».
Я не завидовала Джейн, но иногда она жутко раздражала, и особенно сильно – когда говорила, что в этой жизни все можно достать с легкостью. В отличие от нее, у меня этой легкости не было. Если Джейн была пуховым пером, парящим над морем, то я представляла себя упавшим с крыши кирпичом, поднять который одним мизинцем весьма проблематично.
– Нет, все в порядке, просто устала за смену, – сказала я
– Ты придумала, про что будешь писать для «Таймс»? – проигнорировав мои последние слова, спросила Джейн.
Моя рука замерла над столиком. Потом я все-таки опустила ладонь и начала медленно водить мокрой тканью по гладкой поверхности дерева.
– Не уверена. Пока думаю над этим.
– Могу помочь с темой. – Джейн села за столик, который я протирала. Подруга внимательно посмотрела на меня, блеснув карими глазами: – Вчера я получила интересное задание – фоторепортаж с забастовки у министерства образования. Кучка подростков вооружилась плакатами с надписями в духе «Долой школу, мы за самообучение». Кажется, нас ждет маленькая революция. Дети хотят получать знания через онлайн-курсы и изучать биографии людей, сколотивших миллиарды. Они хотят читать то, что нравится им, а не то, что прописано в графе «Домашнее задание на каникулы». Как тебе идея для статьи? Из этого можно слепить все что угодно: и репортаж, и интервью.
Я села напротив Джейн и задумалась. Она была права: старая школьная система рушилась на глазах. Подростки бастовали, желая избавиться от традиций. Они шли против системы, как молодежь 60-х [5] . В те времена страна почувствовала волну перемен: появились «Битлз», «Роулинг Стоун». Выходцы из обычных семей смогли сломать каноны во многих сферах. Они стали популярны, хотя в них не текла голубая кровь. А новое поколение пыталось проломить другую стену. Стену образования.
5
1960-е – время радикальных, захватывающих открытий и тенденций, которые продолжили развиваться в 70, 80, 90-х годах XX века. Великобританию в 60-х не обошла стороной культурная революция. Лондон 60-х – это праздник непослушания, неспящий, раскрашенный в немыслимые раньше цвета город. Музыкальная и модная столица, где боги – The Beatles и The Rolling Stones, а богини – Твигги и Марианна Фэйтфулл. Рок-н-ролл и свободная любовь расшатали классовую систему, и на киноэкране впервые в истории британского кино мог появиться герой с рабочим происхождением и быть суперзвездой (до этого в фильмах снимались только актеры из высших классов). Впервые актер мог гордо говорить на пролетарском кокни. Кокни – один из самых известных типов лондонского просторечия, назван по пренебрежительно-насмешливому прозвищу уроженцев Лондона из средних и низших слоев населения.
«Но если школьники будут учиться иначе – так, как хотят они сами, – что ожидает страну?»
Джейн подкинула мне любопытную тему. В ней можно было покопаться и написать несколько статей. Причем разных форматов – интервью, аналитику. Я уже представила, какие вопросы буду задавать социологам и психологам. Революция в школьном образовании – серьезная вещь. Она затрагивает многие аспекты жизни, ведь именно в этом возрасте человек начинает развиваться. Что будет, если на его развитие повлияют миллионеры и их мысли? Вырастет ли в таком случае счастливое поколение?
– Кстати, что я еще хотела сказать, – Джейн устало вздохнула и посмотрела на меня. – Ураган сломал светофоры. На дорогах – труба дело. Давно такого не видела. За мной должен заехать Питер, но, кажется, я быстрее доберусь до дома на метро. И зачем он вообще вызвался меня встречать? Никогда не встречал, а в самый странный день года решил показать, какой он заботливый. Сумасшедший, не иначе…
На монолог Джейн я ничего не ответила. Только кротко улыбнулась и продолжила готовить кофейню к закрытию.