Театр ужасов
Шрифт:
– Да что он качается, как пьяный? Ровней иди! Скажите ему – пусть не петляет, а идет прямо на меня!
Шпала держал ружье на сгибе руки с небрежностью бывалого охотника. Он его даже не замечал. Снова включил рацию, спрыгнул с валуна, дуло почти коснулось земли.
– Алё, блин, Эркки!.. Да убери ты камеру свою, отвечай! Вы можете подвести Коротышку еще ближе? Что?.. Не понял… Еще пару шагов, Эркки… Чего нет? Что значит не хочет? Чего он менжит? Да скажи ему, чтоб не ссал! Задолбал… мудак… На него навьючили скафандр, он боится. Он ни фига не почувствует! Скажи, чтоб не ныл. Обычное ружье… Придурок…
И
– Во! Во так! Хорошо! Эркки, алё, ставьте первый флажок. Есть. Медленно придвигайтесь… Что вы там? Что тормозите?
В поле произошла заминка. Фигура Коротышки – в костюме, изобретенном Кустарем, он выглядел великаном, на голову выше Эркки и Кустаря – покачнулась и грохнулась. Шпала выматерился. Эркки бросился к упавшему. Кустарь подавал сигналы, чтоб не стреляли: он поднимал руки и махал ими, скрещивая и разводя, немного подпрыгивая, как американский футболист на разминке.
– Что за цирк, мать вашу, – прорычал Шпала, ему не терпелось пострелять. Он поднимал ружье и смотрел сквозь прицел на Кустаря. – Поставьте придурка на ноги! Эркки, что там с ним? Отвечай! Какой обморок? Пусть встает!..
Эркки говорил, что Коротышка задыхается, срывает с себя шлем…
– Я не понял! Вы что? Мы только начали пристреливаться, – ругался Шпала, наконец он потерял терпение. – Короче! Я ушел. Приведите его в норму и вызывайте меня, когда он железно – железно! – будет на ногах. С этой фишкой надо решать сегодня. Либо делаем, либо не делаем. Клиенты ждут, мать вашу, ясно? Надо рекламу запускать. Все, я пошел. Дел по горло.
– Слышь, давай я достреляю. – Лутя потянулся к ружью, но Шпала отвел от него ствол.
– Из своей пукалки стреляй.
Шпала пошел по дороге широким шагом: кривые ноги добермана, плечи гуляют, ружье, рация, важность… Лутик потрусил за ним.
Трава была сырой, высокой. Репей цеплялся за рукава, я срывал травинки и жмурился. Брюки и даже рукава намокли от росы…
С Коротышки снимали маску… Он нетерпеливо сучил руками…
– Да не мешай ты, – сердился Кустарь.
Маска была странная – крупная, из грубой толстой кожи, со шнуровкой сзади, с дополнительным двойным лбом и медной пластиной на нем; красивые медные заклепки бежали вдоль шеи и нагрудника, на плечах эполеты в духе стимпанковской эстетики, – это уже была не просто маска, а настоящий кожаный шлем, который составлял с костюмом единое целое.
Когда шлем расшнуровали и отстегнули от Коротышки верхнюю часть, он охал и тяжело дышал, фырча, как лошадь, шея и грудь его взмокли. Теперь с него сдирали костюм, будто высвобождая из тела монстра…
– Осторожно, осторожно, – приговаривал Кустарь. Он ползал и расстегивал крепкие боковые заклепки. Эркки, придерживая за подмышки, тянул Коротышку, тот дрыгал ногами от нетерпения. – Не так резко, ты!.. Не попорти мне вещь! – Ноги застряли, запутавшись в проводках и шнуровке, Коротышка шипел, чуть не плача:
– Ну же, ну, не могу… снимите с меня это… сами лезьте в этот скафандр…
Я присел, чтобы разглядеть новый костюм получше. В теменной области шлема, хорошо впаянное в резину, сидело съемное механическое устройство, проводами и трубочками оно соединялась с баллоном литра на три, который находился на спине вместе
– Ну, – сказал я с восхищением, – наворотил!
Кустарь, немного разочарованный, увидев меня, оживился:
– Да клевая штука! Как в кино, знаешь, каскадерский реквизит. Не знаю, что на него нашло. Тут все в норме – безобидно… Короче, надеваешь, идешь, когда в тебя попадают, у тебя башка разлетается… Ну, все как в кино! Натурально. В смысле, не твоя башка, а вот эта насадка с желатином… Я и смесь сделал, точно как мозг! И еще для работы ночью, чтоб все видно было, подсветку приделал на спину, сам себя освещаешь, представь! Это нечто новое, да? Для съемки будет отпад. Не надо будет заботиться об освещении в потемках, фигура будет идти в собственном свете! А?
– Да, это класс, – говорил я, – ну, ты даешь… вот это здорово…
– Да, я тоже считаю. Надо испытывать… а он чего-то не хочет…
– Да идите вы, – шипел Коротышка, спешно разоблачаясь, он был весь красный.
– И сколько за один такой трюк заплатят? Как думаешь?
– Как за три… Потому что… Съемка на видео эффектная, плюс ты не сможешь быстро переодеться и перезарядиться, как остальные… ну и требуется навык… это не очень просто…
– В нем дышать нечем, – сказал Коротышка, он был взмылен и возмущен. – За один трюк сто евро! Он стреляет хардболом…
– Да ладно, – удивился я и посмотрел на Эркки, тот поморщился отрицательно, продолжая рассупонивать горе-испытателя.
– Это кожаный костюм, и на парусине, – говорил ему Кустарь. – Прочный, как кольчуга, никакие пули не страшны. Ты ничего не мог почувствовать.
– Да я те говорю, мне в плечо, вон смотри, синячок!
– Да это тебя пчела укусила!
– Йих! – вскричал раздраженный Коротышка. – Какая пчела! Не верит. Смотри, вон кровь свежая спекается. Это точно от пули.
– Да нет, это был страйк. Я знаю – у Шпалы апгрейда нет, да и нету у него хардбола, – заверил Эркки, и Коротышка успокоился, бригадиру он поверил, только промямлил, что все равно было больно, он, дескать, не врет, зачем сочинять, вот смотри – рана есть, пусть платит…
– Да, да, точно, – подтвердил я, – новое ружье, видали?.. Для страйка – красивое…
– Ага, я ему сам с Амазона заказывал, – сказал Эркки.
– А зачем страйк? – поинтересовался я. – Почему не маркер?
– А в том-то вся и штука, – запальчиво объяснял изобретатель, – вот сюда надо попасть. – Он показал на медную пластину на шлеме. – Трюк в том, чтобы попасть в цель, вот она – медная штука во лбу, сюда попал – сработает пружинка, маленькая мембрана, от нее механизм придет в действие и – мозг во все стороны! Ах, будет жесть! Не терпится увидеть.