Театральная повесть
Шрифт:
Костя Белов, теперь какой-никакой руководитель, немного добавив властных ноток в голос, обратился к братьям по цеху:
– Давайте начнём, наконец, наше собрание.
Сказав это, он сел в режиссёрское кресло и продолжил чтение, глядя в текст из конверта:
– Пэ Эс. Садиться в моё кресло необязательно.
Костя быстро подскочил, потом, поняв, как несолидно это выглядит, сел опять в то же кресло.
В этот момент опять ожил динамик и голосом Ульяны Фёдоровны напомнил:
– Иван Иванович просил…
Белов немедленно
– Друзья, – обратился Координатор к остальным артистам, – у нас ещё много работы. Может, приступим? – И, после того как, вернувшись на сцену, актёры расселись, продолжил: – Первая роль – это роль Бывшего одессита.
II.
– Не слышно, – раздались голоса со сцены.
Костя Белов присел на зрительское место рядом со столиком и, стараясь не смотреть на кресло режиссёра, пододвинул к себе микрофон и начал говорить:
– Микрофон включи… – крикнул Орехов, но увидев, как на него посмотрели коллеги, добавил: – …те.
Коллеги оценили смену настроения, и молодой актёр, стараясь скрыть неловкость, продолжил:
– Могу показать, как.
– Без сопливых разберёмся, – тихо пробурчал Координатор, но микрофон уже был включён, и коллеги удовлетворённо заулыбались, осознавая неловкость конкурента.
А Костя, теперь Координатор, постучав пальцем по микрофону и дунув в него, начал читать заветный текст.
– «Как известно из поговорки, которую затем перефразировали чекисты и коммунисты, «одесситов бывших не бывает». Если ты уже был опалён этим городом, имя которого – как лёгкий шелест соприкосновения волны с песчаным берегом ранним летним утром, как удары шторма о холодный пирс в зимнюю непогоду, как неповторимое сочетание пряных запахов степи с солёной влагой моря, – то это навсегда. Если тебе довелось осознать себя частью этой нации, обитающей повсеместно, но грезящей только этим городом, то это не может стать прошлым. Где бы ты ни услышал мягкий, с лёгким нажимом на шипящие говор с интонациями, когда ударение ставится практически на каждом слоге, с непоколебимой уверенностью в своей правоте и неуёмным желанием общаться всегда и со всеми, вне зависимости от мнения и плангов того, с кем собираешься общаться, ты сразу же чувствуешь себя дома».
– Слушай, а это не Жванецкий? – шёпотом, даже не шевеля губами, спросил Борькин Гордеева.
– Мих Мих последние лет двадцать никому, кроме себя любимого, не писал, а чтобы ещё и пьесы… – ответил Гордеев таким же образом и уточнил: – А что, хорошо?
– Нет, просто про Одессу, – закончил диалог Борькин и, непринуждённо всем видом показывая, что написанное полностью подходит ему, спрыгнул со сцены и пошёл к Координатору.
– Тебе что? – оторвался от текста Координатор.
– Текст своей роли, – как само собой разумевшееся, ответил актёр.
– А, да, конечно… – поддался уверенности и настойчивости коллеги временный распределитель плюшек в виде ролей и протянул текст претенденту.
Но как только рука актёра Борькина коснулась заветных страниц, коллега одумался и резко спросил:
– А почему это твоя роль?
– А чья же? – уверенно и громко, так чтобы слышала и галёрка, спросил претендент.
– Ну, не знаю. Нужно обсудить, – с реальным, а не театральным сомнением в голосе ответил сбитый с толку Координатор.
– А здесь есть тема для обсуждения? – не сбавляя накала, продекламировал Борькин.
Тем временем коллеги – Миша Гордеев и Игорь Орехов – уже стояли рядом и внимательно наблюдали, как у них из-под носа уходит неплохая, судя по объёму текста, роль.
– Может, стоит обсудить, кто будет играть эту роль? – спросил Гордеев.
– А здесь есть ещё кандидаты? – уже без пафоса ответил вопросом на вопрос претендент на роль Бывшего одессита.
– Учи текст, пока я жив, – посоветовал Гордеев, став рядом с Борькиным. Сделал широкий жест рукой, указывающий на всех присутствующих, и хорошо поставленным голосом сказал: – Разве здесь кроме меня есть ещё хоть один артист? Вернее, не так. Хоть один гениальный артист? – закончив декларировать, Гордеев уже буднично добавил: – Запиши слова, а то забудешь.
– Но это моя роль! – повторил Борькин, не оценив эффектный посыл коллеги.
– Почему? – настала очередь вступить самому молодому Игорю Орехову.
– Ну, неужели непонятно? – интонациями учителя, объясняющего первоклашкам, сколько будет один плюс один, спросил претендент.
– Н-е-е-ет! – одновременно ответили все присутствующие.
Борькин развёл руками и обвёл взглядом коллег, которые его внимательно слушали.
– Даже не знаю, как объяснять очевидные вещи. Но вы хотя бы понимаете, какое здесь нужно обаяние?
Общий немой вопрос, заставил претендента продолжить толковать очевидные, с его точки зрения, вещи:
– Нужна внешняя привлекательность!
Заинтересованные взгляды, требующие дополнительных аргументов, по-прежнему были направлены на оратора.
– Ну, то, что одессит должен всем нравиться, вы понимаете? – спросил, как бросил на стол козырь, Борькин.
– А ты, значит, всем нравишься? – вздохнув, поинтересовался Гордеев.
– Это ему мама всё время так говорит, – подсказал ответ Орехов. – Ты думаешь, кто ему цветы дарит после каждого спектакля?
– Вот только не нужно этой мелкой зависти. Она унижает в первую очередь вас. Нужно уметь ценить талант. Чужой талант, поскольку своим не разжились, – продолжил Борькин с прежним пафосом.
Наконец Координатору, который по статусу должен всё решать, надоела эта перепалка.
– Ты знаешь, я с тобой согласен, – сказал он. – Обаяние, внешняя выразительность, энергия, напор…
– Ну, хоть один объективный человек в этом террариуме! – обрадовался неоценённый талант и потянул руку за текстом роли.