Театральный роман (Сборник)
Шрифт:
Тогда отец бросился к священнику и просил его слезно – идти отговорить Жана-Батиста.
Священнослужитель поступил согласно просьбе уважаемого прихожанина и приступил к уговорам, но результаты этих уговоров были так удивительны, что даже и говорить странно. В Париже определенно утверждали, что после двухчасовой беседы с обезумевшим Жаном-Батистом-сыном служитель церкви снял свою черную сутану и вместе с Жаном-Батистом записался в ту самую труппу, в которую хотел записаться и сам Жан-Батист.
Прямо заявляю, что все это маловероятно. Никакой священник, сколько помнится мне, в театр не поступал, но зато
Этот Жорж Пинель одно время занимался, по приглашению Поклена-отца, с Жаном-Батистом, обучая его торговому счетоводству. Кроме того, Пинель был связан с Покленом денежными делами, выражавшимися в том, что время от времени Пинель брал деньги у Поклена.
Находясь в отчаянии и не зная, что предпринять, Поклен-отец направился и к Пинелю, прося его отговорить своего бывшего ученика. Покладистый Пинель действительно побеседовал с Жаном-Батистом, а затем явился сообщить о результатах этой беседы Поклену-отцу. Оказалось, по словам Пинеля, что Жан-Батист его совершенно убедил и что он, Пинель, оставляет навсегда занятия счетоводством и поступает вместе с Жаном-Батистом на сцену.
– Трижды будь проклят этот бездельник Пинель, которому я еще к тому же дал сто сорок ливров взаймы! – сказал несчастный отец по уходе Пинеля и вызвал сына вновь.
Было 6 января, день весьма памятный в жизни отца.
– Ну что же, ты стоишь на своем? – спросил Поклен.
– Да, решение мое неизменно, – ответил сын, в котором, очевидно, текла кровь Крессе, а не Покленов.
– Имей в виду, – сказал отец, – что я лишаю тебя звания королевского камердинера, возвращай его мне. Я раскаиваюсь в том, что послушался безумного деда и дал тебе образование.
Безумный и нераскаянный Жан-Батист ответил, что он охотно отказывается от звания и ничего не будет иметь против того, чтобы отец передал звание тому из сыновей, которому он пожелает.
Отец потребовал письменного отречения, и Жан-Батист, ни минуты не задумавшись, подписал это отречение, которое, как выяснилось впоследствии, цены не имело и никакой роли не сыграло.
Потом стали делиться. Жану-Батисту из материнского наследства следовало около пяти тысяч ливров. Отец торговался, как на ярмарке. Он не хотел допустить, чтобы золото утекло в дырявые кошели бродячих комедиантов. И был трижды прав. Словом, он выдал сыну шестьсот тридцать ливров, и с этими деньгами сын покинул отцовский дом.
Направился он прямо на Королевскую площадь, в некое семейство, которое было бесконечно мило его сердцу. Это было семейство Бежар.
Жозеф Бежар, он же сьер Бельвиль, мелкий чиновник в Главном управлении вод и лесов, проживал в Париже вместе со своею супругою, урожденной Марией Эрве, и имел четырех детей.
Семейство было замечательно тем, что оно все, начиная с самого сьера Бельвиля, пылало страстью к театру. Дочь Мадлена Бежар, которую мы уже знаем, была профессиональной и прекрасной актрисой. Старший сын, называвшийся, как и отец, Жозеф, и девятнадцатилетняя, следующая за Мадленой по возрасту, дочь Женевьева – не только играли в любительских спектаклях, но и мечтали о создании театра. Самый младший сын, Луи, конечно, стремился вслед за старшими в театр и не попал еще в него только по молодости лет – ему было около тринадцати. Бежар-Бельвиль относился совершенно поощрительно к занятиям детей, потому что и сам пробовал подвизаться в театре, а любящая мать ничего не имела против увлечения детей.
Трудно было подобрать более подходящую компанию для Жана-Батиста Поклена.
Но не одна только любовь к театру связывала Поклена с Бежарами. Нет никаких сомнений в том, что Мадлена и Поклен уже любили друг друга и были в связи. (Не забывайте о лете 1642 года и о целебных водах в Монфрене!)
Тут нужно заметить, что семейство Бежар было в странствованиях вне Парижа с конца 1641 года и вернулось в Париж примерно тогда же, когда вернулся и наш герой, то есть к началу 1643 года. Можно думать, что вернулась и Мадлена, хотя в последнем я не уверен, а между тем этот вопрос о возвращении Мадлены меня очень волнует, а почему – это будет видно впоследствии.
Итак, в январе 1643 года Поклен явился с наследственными деньгами к Бежарам, но дальнейшие театральные события завязались не сразу, потому что в жизни семейства Бежар последовал некий таинственный провал... Ах, много загадочных событий, видно, было в жизни Бежаров, так же, впрочем, как и в жизни моего героя!
Таинственность поведения Бежаров выразилась в том, что примерно в январе – феврале 1643 года это семейство вдруг покинуло город и – среди зимы – почему-то выехало на дачу под Парижем. Это мне кажется странным!
Я говорю, семейство Бежар выехало на дачу, но не уверен в том, выехали ли Мадлена и Женевьева, хотя и дорого бы дал, чтобы знать это точно. Во всяком случае, сам сьер Бельвиль и верная его супруга Мария Эрве выехали. Затем, в марте, стало известно, что сьер Бельвиль на этой самой даче в местечке Сент-Антуан-де-Шан скончался, а семейство вернулось в Париж.
Вот тут уже для меня несомненно, что все, кроме покойного Бельвиля, оказались налицо в Париже. Тогда необыкновенная работа закипела в доме на Королевской площади. К Бежарам сбежались какие-то сомнительные, в театральном смысле, молодые люди, а за ними явились уже потертые и опытные профессиональные актеры.
Пинель почувствовал себя как рыба в воде и показал себя в полном блеске среди богемы. Я ручаюсь, что никому в мире не удалось бы проделать то, что проделал Пинель.
Он явился к Поклену-отцу и ухитрился взять у него еще двести ливров, для сына, о котором он рассказал придворному обойщику какие-то невероятные вещи. Говорят, что он поступил с ним, как Скапен с Жеронтом в комедии Мольера. Все возможно!
Дело созрело летом 1643 года.
30 июня в доме вдовы Марии Эрве был заключен торжественный договор в присутствии благородного господина Марешаля, адвоката парижского парламента. Акт извещал о том, что компания из десяти человек образовывает новый театр.
Вот куда ушли и шестьсот тридцать и последующие двести ливров. Кроме того, деньги на основание театра дала Мадлена, которая отличалась большою бережливостью и успела скопить порядочную сумму за время своей артистической предшествующей деятельности. Не чаявшая души в своих детях, Мария Эрве наскребла последние крохи и тоже ввергла свой капитал в это предприятие. Остальные, насколько можно понять, были голы как соколы и могли внести в предприятие только свою энергию и талант, а Пинель – свой жизненный опыт.