Тебе меня не получить
Шрифт:
– Поздравляю, атьера Ноэ, – негромко и не очень-то радостно, но вполне разборчиво сказал муж.
– И я вас, – пробормотала Ора, щурясь на солнце.
– А вы-то с чем?
– С началом, – отозвалась Роен, перехватывая летящие рукава. Смысла этой фразы она и сама до конца не поняла, но нутром чуяла: да, всё только начинается. – Прошу прощения, но у меня дела. Извинитесь перед гостями. Ведь будет ещё и пир, верно? Вот и извинитесь. Желаю от души повеселиться.
– Не понял, – честно признался Эймар.
– Неужели? – изумилась новоиспечённая жена, пытаясь сгрести в охапку все свои подолы разом. – А, по-моему, всё предельно ясно. Я вас посещаю ночами с пятые по десятые
И изобразив что-то вроде поклона, едва не теряя туфли, Роен ломанулась по лестнице, но не вперёд, а вбок, туда, где заметила свою легкомысленную золочёную каретку, скромненько притулившуюся за углом храма. А к парадному входу уже подали экипаж Ноэ, смахивающий на забитый гроб. Краем глаза Ора заметила Лиса, с трудом расчищающего дорогу лошадям через толпу празднующих, запрудивших площадь. Сам же Эймар так и завяз на ступенях, захлебнувшись в толпе поздравляющих. Маленький толстенький Владыка рядом с ним смотрелся очень колоритно.
Роен хихикнула, ныряя за дверцу стеклянной кареты, постучала по передней стенке, давая кучеру знак трогаться, кое-как распихала по углам дивана свои юбки, чинно сложила руки на коленях и, не удержавшись, снова хихикнула. Как там в сказке? «Я от дедушки ушёл, я от бабушки ушёл»? И от мужа с охраной тоже смылась, чем плохо начало семейной жизни?
Разнос ей Лис, конечно, устроит знатный. Ну да ладно, один разок можно, а больше, конечно, атьера Ноэ ничего такого себе не позволит. Не самоубийца же она, в конце-то концов.
***
Дурман накатывал, как перед обмороком: голова кружилось, колонны – единственное, за что глаз цеплялся, то отдалялись, становясь едва не тоньше пальца, то приближались, будто стараясь раздавить, и от этого муть становилась только сильнее, а ещё тошнило. Ору тянуло в сторону, будто пьяную. Несколько раз она-таки упала на колени, а встать получилось не сразу, ноги путались в подоле.
Каким образом она сюда попала, Роен не знала, не помнила. Кажется, был храм и атьер Ноэ. Кажется, она что-то сказала теперь уже точно супругу, вроде бы даже унизила, а потом…
Нет, сознания Ора не теряла, просто вместо ступеней, засыпанных розовыми лепестками, вместо толпы атьеров, нарядных детей, иступлено трясущих колокольчиками, умильно улыбающегося Владыки и служек, окуривающих всех и вся ладонном – вместо всего этого вмиг стал Жемчужный лабиринт.
То, что это он, девушка поняла сразу, мгновенно. Знание не вспомнилось, а пришло вместе с реальностью, просто возникло, как и строчки, которых она, вроде бы, никогда не читала: «Сферы Жемчужной Нити нанизаны на связку, будто на струну, неразрывную, пока не лопнет обод Колеса. Все миры – ныне живущие, засыпающие, давно мёртвые, только зародившиеся и рождающиеся – снизаны в связку, которая зовётся Жемчужным лабиринтом и сфера эльдов лишь одна из жемчужин. Но Жемчужная Нить не походит на ожерелье, а больше на горсть бусин, соединённых перепутанной, узлами связанной бечевой-лабиринтом. Тот кто идёт по нему, тот идёт сквозь миры – ныне живущие, засыпающие, давно мёртвые, только зародившиеся и рождающиеся, мизер за мизером теряя своё, впитывая чуждое, с рождения не присущее».
И это, теряющееся и налипающее, Ора тоже чувствовала. Тело – не только кожу, но изнутри, под ней и даже мозг – покалывало, будто то ли иголочками жалило, то ли отщипывало совсем крохотные, ни с чем не сравнимые кусочки. Всё зудело, под черепом и в ушах свербело, глаза чесались и слезились.
Мысли не расползались, а расплывались, словно акварель, на которую плеснули водой. И лишь одна оставалась чёткой, никуда не уходила: «Найти своё время, найти своё место».
Бесконечная анфилада совершенно одинаковых залов с рядами колонн, острым арочным сводом и стенами, почти скрытыми за невесть откуда берущимся сиянием, тянулась и тянулась, без начала и конца. Залы эти не казались ни величественными, не поражающими воображение. Они были настолько громадны, что просто не воспринимались, как реальность. Только приглушённая пастельная перламутровость, как внутри раковины, только рассеянный свет, только колонны и дрожащие, как жаркое марево, видения между ними. Неузнаваемые места, неузнаваемые эльды – всё слилось в вереницу образов: не то, не то, не то. Не то время, не то место.
Что-то всё-таки оставалось в памяти. Например, узкий переулок, перечёркнутый верёвками, на которых ветер полоскал серое запятнанное бельё. Стелящийся дым и дым клубящийся, всё небо затянуто им – чёрные столбы на сером тумане. Распахнутые настежь двери домов, кресты на стенах, намалёванные мелом. И эльды, лежащие, сидящие, завалившиеся в нелепых позах – мёртвые и ещё живые, со вспухшими, изъеденными язвами лицами, посиневшие, жуткие.
Или полумрак спальни, мягко мерцающий светильник. Лёгкая штора, раздувающаяся парусом, стрекот цикад и воровато заглядывающая луна. Два тела в смятых простынях, мужская спина, перекатывающаяся вздувшимися мускулами, бисер пота на смуглой коже и длинный женский стон.
Оглушающий грохот, оскаливавшаяся морда коня, клочья пены, кольчужный нагрудник перед самыми глазами. Розблеск клинка и брызги крови, почти захлестнувшие лицо.
Тяжёлые ветки цветущих яблонь, гудение шмеля и колыбель с кружевным пологом.
Не то. Не то время и не то место.
Однажды Ора всё-таки едва не шагнула между колонн. Она узнала озеро, колющее глаза солнечными зайчиками, скачущими по воде. Топкий берег, ивы. Даже удочку, закреплённую в рогатке, горшочек для наживки и скинутые в траву стоптанные сапоги узнала. Роен подошла совсем близко к невидимой преграде, протянула руку, почти касаясь её. И тут поняла: она, тамошняя, рыбачащая у озера, уже есть, уже существует, просто, видимо, отошла по надобности за кусты. И если она – настоящая, та, что в Лабиринте – перешагнёт черту, то попросту исчезнет, словно не рождалась никогда. Потому что в том мире она теперешняя будет лишней, не нужной.
Не то время. Не то место.
Накатил такой ужас, что Ору затрясло, зубы выбили самую настоящую дробь. Она шарахнулась, не удержалась на ногах, растянувшись на прохладных плитах пола, ещё и отползла подальше, пытаясь отдышаться. Встала далеко не сразу.
Были и другие видения, совсем неправдоподобные: степь, по которой ходили гребни волнующейся травы, натуральным огнём пылающий горизонт и густо-сиреневое небо. Облака, лазурь и плывущие по ней острова. Перевёрнутый лес вместо неба и его отражение вместо земли. Многое было, но Роен это едва замечала. Впечатлений оказалось чересчур и уставший мозг просто отказался принимать новые.
Остался зуд на коже и под ней. А ещё засевший в позвоночнике страх выбрать не то время и не то место.
***
Внизу, стиснутые стенами разукрашенных венками домов, медленно текла праздничная толпа. Сюда, в комнату, доносился лишь приглушённый гул и тоненькие, едва слышимые вскрики. Мимо проплывали дети, сидящие на родительских плечах, вскинутые руки, трясущиеся бубны. Оконное стекло надёжно отгораживало от праздника, проводя вполне реальную черту. Тут было тихо, лишь слишком резко и громко тикали часы.