Течения Алькионы
Шрифт:
– У меня есть время обдумать все это?
– спросил он.
– Несомненно.
– Уберите куда-нибудь оружие.
Я сунул пистолеты за пояс. Затем сел и начал ждать. Прошло несколько минут, а он все никак не мог решиться.
– Далеко не очевидно, что этот груз существует, - отметил я.
– Никто, кроме нас не может этого подтвердить.
– Вы просите меня взвалить всю ответственность на вас.
– Верно, - согласился я.
– Что вы будете делать, если я откажусь вам помогать?
– Все равно сожгу книги.
– И меня с ними?
– Нет. Я возьму вас
– А если нет?
– Тогда Титус Шарло будет весьма сердит. На нас обоих. Но я не Титус Шарло. Я не хожу по трупам. У вас есть выбор. Если вы не хотите помогать мне, то я сделаю это сам.
Затем я выпрямил пальцы и сел. Я знал, что победил. Если бы кто-то обвинил меня в грабеже, я указал бы на дель Арко. Уж у меня нашлись бы слова, чтобы сказать, куда им следует направиться. Но Ник дель Арко прекрасный человек. Людям он нравился. Он был прекрасным потому, что хотел нравиться людям. Даже мне. Если он думал, что мог завоевать мое расположение, сделав теперь мне одолжение, то в этом он преуспел. Такие вещи, как правило, срабатывают. У всех нас есть человеческие слабости.
– Отлично, - наконец сказал он.
– Давайте спалим их. Вы меня убедили.
Логически, у нас было оправдание того, что мы собирались совершить.
– Да, сэр, - сказал я.
– Можете звать меня Ник, - сардонически заметил он.
– Ладно, - пробормотал я.
– Теперь мы друзья.
23
– Ты ведь не хотел меня использовать таким же образом, правда? сказал он, когда мы скармливали книги огню в двигательной камере. Оставил меня в джунглях и заварил люк на входе.
– Проще было бы, если бы ты заблудился.
– А как бы ты сохранил пепел, оставшийся от меня?
– Прикрыл бы плотнее двигательную камеру и заявил бы, что там все сгорело.
– А как быть с замерами?
– сказал он, указывая на счетчик радиации.
Я ухмыльнулся.
– К тому времени, как я закончил бы, камера вряд ли оставалась бы теплой.
– С этими атомами люди получили болезненное послание, прокомментировал он.
Я продолжал таскать содержимое хранилища в двигательную камеру. В целях безопасности я решил сжигать все там. На случай, если "Карадок" все же доберется сюда. Лучшее место, чтобы спрятать деревья, - это лес. Лучший способ скрыть следы огня - это смешать новый пепел со старым. Когда "Потерянная Звезда" приземлилась, ее двигатель вышел из строя, так же, как и двигатель "Гимнии". Этот путь внушал доверие.
– Знаешь, - сказал дель Арко. Теперь, когда мы были в одной команде, он стал очень говорлив.
– Я не новоалександриец, но я признал их путь мышления. Полагаю, что сожжение книг - это худшее преступление, которое мы могли совершить.
– Обстоятельства, - сказал я, - иногда они изменяются.
– Обстоятельства, кажется, никогда не меняют тебя.
– Еще как, - возразил я.
– У тебя всегда один и тот же путь - возникает такое впечатление.
– Ха, - сказал я.
– И что же это за путь такой?
– Неприкасаемого для людей. Изолированного. Отчужденного. И ты все время пытаешься сохранить его, как бы ни менялись обстоятельства.
– Я вовсе не пытаюсь следовать этому пути, вовсе нет. Нельзя быть иным, если вести мой образ жизни. Если чужие миры настигли тебя, то ты наполовину мертв. Во всяком случае, уж точно посажен на прикол. Все время необходимо быть начеку. Лэпторн говорил, что у меня нет души.
– Я не говорю о том, что тебя настигли чужие миры, - сказал он, когда мы без устали передавали книги из рук в руки.
– Я говорю о людях. Ты не сближаешься с ними.
– В чем же отличие?
– воспротивился я.
– Чужаки - это чужаки. Люди чужие мне.
– Но ты же тоже человек.
– Да, так говорят.
– Но ты не можешь отчуждаться от себя.
– Посмотрим, - сказал я.
– Что за прок от этого? Только из-за того, что у нас впервые одна цель, нет оснований для того, чтобы ты принимался спасать мою душу от отчаяния.
– Я излишне громко произнес последнее для усиления, но он принял это надлежащим образом. Он был нормальным мужиком.
Он пожал плечами.
– Ты противоречишь самому себе. Ты выдал мне длинный спич о пренебрежении Титуса Шарло своим экипажем, но сам ты признаешься в полном пренебрежении ко всем.
– Я отметил пренебрежение Титуса Шарло жизнями его экипажа, - сказал я.
– Вовсе не отсутствием любви и великодушия. Чем меньше Шарло беспокоится о состоянии моего рассудка, тем больше мне это нравится. Это мое здоровое состояние, и мне не нравится подвергать себя опасности.
– Ты на самом деле считаешь, что в этом большое отличие?
– Ну ладно, хорошо, - сказал я, насторожившийся и неподвижный. Я действительно испытываю терпение. Как, впрочем, и понимание, и веру в человеческую природу.
– Может быть, я ничем не лучше Титуса Шарло. Я на это не претендовал. Все, что я сказал, - это правда, не так ли?
Он не ответил. Теперь мы уже почти избавились от груза - на это ушло гораздо меньше времени, чем я опасался. Двигательная камера была до краев заполнена отбросами, и мы смогли эффективно использовать свое оружие, чтобы испепелить и расплавить все, после чего вряд ли что-то можно будет опознать. Все, созданное мэйстридианами, уничтожено. Корабль полон дыма и жара, как пекло. Скафандры нам весьма пригодились.
– А что с мониторной записью на корабле?
– внезапно спросил дель Арко.
– На ней записан достаточный кусок беседы, прежде чем мы его отключили.
– Мы можем немного обрезать с того момента, когда мы вступили в искажающее поле. Никогда нельзя предугадать, как воздействуют на точное оборудование эти феномены глубокого пространства, не так ли? Шарло просто должен положиться на слово относительно находок на "Потерянной Звезде".
– Думаю, в каютах мы найдем документы. Экипажа в них нет - они покинули корабль, опечатали его и ушли жить в джунгли, как мне кажется. Их здесь нет, нигде - даже белеющих костей. Но они не должны были забрать с собой корабельные документы. У нас будет достаточно доказательств, что мы здесь побывали. И как центральный образец коллекции, мы снимем табличку с названием корабля с корпуса. Прекрасный ход, не так ли? Они могут повесить ее на стене какого-нибудь мемориала, посвященного покорению Течения Алькионы. Возможно, чуть пониже там будет табличка с нашими именами. Это тебя впечатляет?