Тедди

Сэлинджер Джером Дэвид

Тедди задумался, прежде чем ответить.
– Если и подвержен, то, во всяком случае, не помню, чтобы я давал им выход, - сказал он.
– Не вижу, какая от них польза.

– Но ведь вы любите Бога?
– спросил Никольсон, понижая голос. Разве не в этом заключается ваша сила, так сказать? Судя по вашей записи и по тому, что я слышал от Эла Бабкока...

– Разумеется, я люблю Его. Но я люблю Его без всякой сентиментальности. Он ведь никогда не говорил, что надо любить сентиментально, - сказал Тедди.
– Будь я Богом, ни за что бы не хотел, чтобы меня любили сентиментальной любовью. Очень уж это ненадежно.
– А родителей

своих вы любите?
– Да, конечно. Очень, - ответил Тедди.
– Но, я чув

ствую, вы хотите, чтобы для меня это слово значило то же, что оно значит для вас.

– Допустим. Тогда скажите, что в ы понимаете под этим словом? Тедди задумался.

– Вы знаете, что такое "привязанность"?
– обратился он к Никольсону.

– Имею некоторое представление, - сухо сказал тот.
– Я испытываю к ним сильную привязанность. Я хочу сказать, они ведь мои родители, значит, нас что-то объединяет, - говорил Тедди.
– Мне бы хотелось, чтобы они весело прожили эту свою: кизнь, потому что, я знаю, им самим этого хочется... А вот они любят меня и Пуппи, мою сестренку, совсем иначе. Я хочу сказать, они, мне кажется, как-то не могут любить нас такими, какие мы есть. Они не могут любить нас без того, чтобы хоть чуточку нас не переделывать. Они любят не нас самих, а те представления, которые лежат в основе любви к детям, и чем дальше, тем больше. А это все-таки не та любовь.

Он опять повернулся к Никольсону, подавшись вперед.

– Простите, вы не скажете, который час?
– спросил он.
– У меня в десять тридцать урок плавания.

– Успеете, - сказал Никольсон, не глядя на часы. Потом отдернул обшлаг.
– Только десять минут одиннадцатого.

– Благодарю вас, - сказал Тедди и сел поудобнее.
– Мы можем поболтать еще минут десять.

Никольсон спустил на пол одну ногу, наклонился и раздавил ногой окурок.

– Насколько я могу судить, - сказал он, опускаясь в шезлонг, - вы твердо придерживаетесь, в согласии с Ведами, теории перевоплощения.
– Да это не теория, это скорее...

– Хорошо, хорошо, - поспешил согласиться Никольсон. Он улыбнулся и слегка приподнял руки, ладонями вниз, словно шутливо благословляя Тедди. Сейчас мы об этом спорить не будем. Дайте мне договорить. Он снова скрестил свои толстые ноги.
– Насколько я понимаю, посредством медитаций вы получили некую информацию, которая убедила вас в том, что в своем последнем воплощении вы были индусом и жили в святости, но потом как будто сбились с Пути...

– Я не жил в святости, - поправил его Тедди.
– Я был обычным человеком, просто неплохо развивался в духовном отношении.

– Ну ладно, пусть так, - сказал Никольсон.
– Но сейчас вы якобы чувствуете, что в этом своем последнем воплощении вы как бы сбились с Пути перед окончательным Просветлением. Это правильно, или я...

– Правильно, - сказал Тедди.
– Я встретил девушку и как-то отошел от медитаций.

Он снял руки с подлокотников и засунул их под себя, словно желая согреть.

– Но мне все равно пришлось бы переселиться в Другую телесную оболочку и вернуться на землю, даже если бы я не встретился с этой девушкой, - я хочу сказать, что я не достиг такого духовного совершенства, чтобы после смерти остаться с Брахманом и уже никогда не возвращаться на землю. Другое дело, что, не повстречай я эту девушку, и мне бы не надо было воплощаться в американского мальчика. Вы знаете, в Америке так трудно предаваться

медитациям и жить духовной жизнью. Стоит только попробовать, как люди начинают считать тебя ненормальным. Например, папа видит во мне какого-то урода. Ну а мама... ей кажется, что зря я думаю все время о Боге. Она считает, что это вредно для здоровья. Никольсон пристально смотрел на него.
– В своей последней записи вы, насколько я помню, сказали, что вам было шесть лет, когда вы впервые пережили мистическое откровение. Верно?

– Мне было шесть лет, когда я вдруг понял, что все вокруг - это Бог, и тут у меня волосы стали дыбом, и все такое, - сказал Тедди.
– Помню, это было воскресенье. Моя сестренка, тогда еще совсем маленькая, пила молоко, и вдруг я понял, что она-Бог, и молоко-Бог, и все, что она делала, это переливала одного Бога в другого, вы меня понимаете? Никольсон молчал.

– А преодолевать конечномерность пространства я мог, еще когда мне было четыре года, - добавил Тедди.
– Не все время, сами понимаете, но довольно часто. Никольсон кивнул.

– Могли, значит?
– повторил он.
– Довольно часто?
– Да, подтвердил Тедди.
– Об этом есть на пленке... Или я рассказывал об этом в своей апрельской записи? Точно не помню.

Никольсон снова достал сигареты, не сводя глаз с Тедди.

– Как же можно преодолеть конечномерность вещей?
– спросил он со смешком.
– То есть, я что хочу ска

зать: к примеру, кусок дерева - это кусок дерева. У него есть длина, ширина...

– Нету. Тут вы ошибаетесь, - перебил его Тедди.
– Людям только кажется, что вещи имеют границы. А их нет. Именно это я пытался объяснить профессору Питу.

Он поерзал в шезлонге, достал из кармана нечто отдаленно напоминавшее носовой платок - жалкий серый комочек - и высморкался,

– Почему людям кажется, что все имеет границы? Да просто потому, что большинство людей не умеет смотреть на вещи иначе, - объяснил он.
– А сами вещи тут ни при чем.

Он спрятал носовой платок и посмотрел на Никольсона.
– Подымите на минутку руку, - попросил он его.
– Руку? Зачем?
– Ну подымите. На секундочку.

Никольсон слегка приподнял руку над подлокотником.
– Эту?
– спросил он. Тедди кивнул.

– Что это, по-вашему?
– спросил он.
– То есть как-что? Это моя рука. Это рука.
– Откуда вы знаете?
– спросил Тедди.
– Вы знаете, что она называется рука, но как вы можете знать, что это и есть рука? Вы можете доказать, что это рука? Никольсон вытащил из пачки сигарету и закурил. По-мрему, это пахнет самой что ни на есть отвратительной софистикой, да-да, - сказал он, пуская дым.
– Помилуйте, это рука, потому что это рука. Она должна иметь название, чтобы ее не спутали с чем-то другим. Нельзя же взять да и...

– Вы пытаетесь рассуждать логически, - невозмутимо изрек Тедди.

– К а к я пытаюсь рассуждать?
– переспросил Никольсон, пожалуй, чересчур вежливо.

– Логически. Вы даете мне правильный осмысленный ответ, - сказал Тедди.
– Я хотел помочь вам разобраться. Вы спросили, как мне удается преодолевать конечномерность пространства. Уж конечно, не с помощью логики. От логики надо избавиться прежде всего. Никольсон пальцем снял с языка табачную крошку.
– Вы Адама знаете?
– спросил Тедди.
– Кого-кого? Адама. Из Библии. Никольсон усмехнулся.
– Лично не знаю, - ответил он сухо.