Техник Большого Киева
Шрифт:
— Ну, — сказал Вольво коротко, — за взаимопонимание.
Пять кружек с тихим стуком встретились над уставленным закусками столом и темно-рыжие капли с белесыми точками пены ненадолго взвились в воздух.
Выпили, закусили. Вольво и гномы приглядывались к Гонзе. Гоблин держался прекрасно: непринужденно, раскованно и спокойно. Даже Пард немного успокоился, хотя утро все же стоило ему немалых нервов.
— Итак, живые, — поторопил Вольво, — займемся-ка делом. Я вас самым внимательным образом слушаю.
Гонза снял кепочку и задумчиво
— А могу я сначала задать несколько вопросов, судари хорошие? — осторожно и достаточно обтекаемо поинтересовался Гонза.
— Только коротких. И чтоб не требовались ответы на полчаса.
Тон Вольво возражений не допускал. Исключал тон всякие возражения, с ходу и начисто.
— Ладно, — согласился Гонза. — На что мы можем рассчитывать, если доверимся вам?
— На сотрудничество. И, понятно, на покровительство с самого верха. Но вообще-то вопрос расплывчатый.
— Ответ тоже, — достаточно нагло отозвался Гонза, но Вольво стерпел наглость молча и без эмоций.
— Ты что скажешь? — спросил Гонза Парда.
Пард пожал плечами:
— Не все ли равно, с кем начинать? Если контора серьезная, я — за. Без риска все равно не получится.
— Понял, — вздохнул Гонза, нахлобучил кепочку и полез в карман.
Достал он самые обычные наручные часы на серебристом металлическом ремешке.
— Вот, — он протянул часы Вольво, — полюбопытствуйте.
Вольво мельком глянул на часы, повертел их в руках. Непонимающе уставился на Гонзу.
— А что в них особенного?
Вольво выглядел озадаченным.
— Они не ходят. Стоят.
Вольво пригляделся, брови его медленно уползли вверх.
— То есть как — стоят?
Он внимательно оглядел часы еще раз, потряс их, пострекотал колесиком, поднес к уху, задумчиво хмыкнул, отколупнул ногтем крышку и тупо уставился на механизм, на таблетку — источник техники.
— Не понимаю, — протянул Вольво, хмурясь. — Как часы могут не работать? Они же целые, не разбитые…
Он взглянул на гномов, на девчонку-секретаршу, но те молча следили за происходящим и явно ждали продолжения.
— Эти часы, — внятно и раздельно сказал Гонза, — сделаны живыми. Техниками и учеными.
Лицо Вольво приобрело презабавнейшее выражение.
— Живыми?
— Да, сударь. В месте, где живые сами мастерят машины. Не приручают дикие, а делают сами. Именно такие, какие хотят, и эти машины умеют не только то, что умеют, а то, что в них вкладывают живые. Понимаете? Если им нужен грузовик, они делают грузовик, если экскаватор — делают экскаватор. Если нужно — сделают одну машину, которая будет уметь и ямы рыть, и грузы возить. И эти машины не нужно приручать, они заранее приручены.
Вольво молча сглотнул слюну. Почему-то он поверил сразу. Сразу, с первого слова. Впрочем, неработающие часы могли убедить кого угодно.
— Но, — продолжал Гонза, — смешно думать, что самодельные машины не имеют недостатков.
— А что, имеют? — осторожно спросил Вольво и покосился на Бюскермолена. — По-моему, любые недостатки таких машин окупаются с лихвой.
— Как сказать. — Гонза пожал плечами. — Что ты скажешь, например, на такое: чтобы эти машины работали нормально, за ними нужно постоянно следить. Как за больными. Ухаживать. Лечить. Но все равно они спустя какое-то время умирают. Поработают и умирают.
— Как живые? — Бюскермолен даже привстал и отодвинул бокал с пивом. — Болеют и умирают? Высокое напряжение! Поверить не могу.
Вольво задумался.
— Трудно ли делать машины? — спросил он с некоторым сомнением. Он подозревал, что на этот вопрос Гонза и Пард могут и не знать ответа. Но Гонза ответил:
— Достаточно непросто. Впрочем, если есть место под названием «завод», где все для этого приспособлено и подогнано, — не очень. Но хитрость заключается вот в чем: чтобы сделать машину, нужны другие машины, которые изменяют металл, пластик, дерево — любые части любых машин. Но ведь эти изменяющие машины тоже нужно сначала сделать, и тоже с помощью других изменяющих машин… в общем, получается замкнутый круг.
— Погоди, — вмешался Вольво. — Но кто же тогда создал самую первую машину? Ту, на которой стали изменять металл и пластик?
Гонза развел руками:
— Откуда я знаю? Это, кажется, один из вечных вопросов. Я думаю, ответить на него просто невозможно.
Вольво крепко задумался.
— М-да… Ошарашили вы меня, скажу честно. Но почему-то я вам верю. Ну и где это ваше научное место находится?
Гонза и Пард переглянулись.
— А нельзя ли сначала уяснить ваши планы? Обрисовать, так сказать, ближайшую перспективу?
Вольво не колебался ни секунды:
— Планы? Попасть туда и научиться строить машины. Вы-то сами хоть понимаете, насколько это уведет вперед науку? Е-мое, да это же просто новая эра!
— Это-то мы понимаем. А вот… более конкретно?
— Ну, — протянул Вольво, — добраться до этого вашего места. Сколотить команду живых из двадцати, чтоб по городам без помех ходить, и вперед. Ну и на месте уже разбираться.
— Мы с Пардом должны войти в команду. Мы станем сотрудничать только на равных условиях, надеюсь, понятно?
— Да уж понятно. Конечно, вы войдете в состав команды. Без сомнений. Это я гарантирую.
— Тогда, — Гонза шел по горячему, — по рукам? Мы с Пардом — в команде, и первое дело уже начато?
Вольво, не задумываясь, подал руку сначала гоблину, потом человеку. Гонзе и Парду. Двоим живым, которые принесли в Центр самую важную тайну со времен возникновения Большого Киева.
— По рукам! По рукам, судари техники…
«Да, — подумал Пард отрешенно, — все получилось куда проще, чем мы с Гонзой ожидали. Стоило ли две недели изображать из себя крутого?»