Тектология (всеобщая организационная наука)
Шрифт:
§ 9. Социальная и мировая ингрессия
Единство социальной организации слагается из бесчисленных и разнообразных связей между членами общества; среди этих связей основными и преобладающими являются отношения ингрессии. Исследуем в общей форме их содержание и происхождение.
В нашем обычном представлении о социальной связи людей ее первую предпосылку составляет их взаимное понимание. Без него общество немыслимо; и степень этого понимания мы привыкли — сознательно или бессознательно — делать мерой самой социальной связи. Мы знаем, что между членами общества существуют разные отношения родства, дружбы, общих интересов и проч.; но за подобными связями мы признаем лишь частный, а не общесоциальный
В чем же сущность этого взаимного понимания? В общем языке и той сумме понятий, которая им выражается, в том, что называют общей «культурой», или, точнее, идеологией. Так, если вернуться к тому же примеру, относительная социальная разнородность аристократа и банкира заключается в совокупности несходных идеологических элементов, привитых им воспитанием и жизнью в их обычной среде: различны их понятия, резюмирующие для каждого опыт того «общества», или, точнее, социального слоя, к которому он принадлежит; и хотя они говорят на одном языке, но неодинакова и их речь, по крайней мере многие оттенки, понятные и привычные одному, недоступны другому, и наоборот. Современное общество состоит из классов и социальных групп, во многом резко враждебных друг другу; но поскольку они говорят одним языком, поскольку у них есть общие для всех них понятия, постольку это классы и группы одного общества.
Итак, с той обыденной точки зрения, которую мы сейчас изложили, связкой в социальной ингрессии служит общность идеологических элементов. Но остановиться на этой точке зрения, ограничиться ею для нас невозможно: она привела бы нас к совершенно ложному представлению о генезисе социальной системы. Мы не можем допустить, чтобы общество произошло вследствие образования у отдельных личностей общих идеологических элементов, потому что сама идеология не могла возникнуть иначе, как в обществе, т. е. на почве социальной связи, очевидно, иной, чем она, и более глубокой.
Основная и первичная форма идеологии — это речь; все другие производны от нее, ибо они сводятся к мышлению или имеют его своей предпосылкой; а для современной науки «мышление есть речь минус звук». Поэтому начало идеологии лежит в происхождении речи; его же согласно гениальной теории Людвига Нуаре следует искать в сфере коллективного труда людей.
Совместная борьба за жизнь сплотила людей в стадные родовые группы раньше, чем их единение приобрело идеологические формы. Зародышем этих форм явились трудовые крики — непроизвольные звуки, сопровождающие трудовое усилие, результат неизбежной иррадиации нервного возбуждения в центрах мозга. Такие крики служили естественным и для всех членов общины понятным выражением или обозначением тех трудовых актов, с которыми были непосредственно связаны, составляя их физиологически-нераздельную часть.
Их понятность для всей группы вытекала из коллективного характера самого труда: работая вместе с другими, каждый прямо и воспринимал связь звуков с действиями. Эти крики были «первичными корнями», началом речи, а затем и мышления, и всей идеологии{21}. Ингрессия общих идеологических элементов развилась, как видим, из ингрессии труда: общих усилий, направленных к общей цели. Трудовая ингрессия и представляет действительную основу социальной связи, как бы ни была она усложнена и замаскирована дальнейшей эволюцией общества. Сущность дела не изменилась и теперь; взаимное понимание или общность идеологических элементов есть не что иное, как постоянная возможность координации усилий различных людей для общих целей. В координации усилий лежат объективный жизненный смысл и назначение всей и всякой идеологии; но он не сознается благодаря тому, что сотрудничество для общества в целом не организовано планомерно и переплелось с внутрисоциальной борьбой: конкуренцией рынка, антагонизмом классов.
Трудовая ингрессия, все равно, сознаваемая или не сознаваемая, в свою очередь предполагает общность среды, против которой направлены усилия людей: труд организационно един, поскольку он направлен против одной и той же совокупности враждебных сил и сопротивлений. Без этого условия не могло бы возникнуть также идеологической связи: только вследствие общности поля зрения каждый член первобытной общины воспринимал определенные трудовые крики как неразрывно соединенные у всех сообщинников с определенными действиями.
Единство поля зрения представляет, конечно, наиболее элементарное и только частичное выражение общности среды; реально средой коллективного труда является все то, что называют «внешней природой»: вся сумма активностей, которые он встречает, которые так или иначе ему доступны, которые преобразуются усилием человека или «воспринимаются» сопротивлением его органов.
Но следует ли считать «общую среду» ингрессивной связкой между людьми? Поскольку дело идет о социальной организации людей, постольку среда есть именно то, что этой организации противопоставляется, что лежит вне ее, что, следовательно, связкой социальной ингрессии быть не может; и слово «общая» тут не должно вводить в недоразумение.
Однако универсальная тенденция труда в техническом процессе заключается в том, что вокруг организации людей и в соответствии с ее потребностями он создает организацию вещей — организует природу для человека. Вырабатываются организационные связи между людьми и комплексами среды, с одной стороны, и между различными комплексами среды — с другой, например отношение между человеком и орудием, отношение между разными частями сложного орудия, как машина. Во всякой организации вещей ингрессия — также основная, первичная форма связи.
Область практической организации вещей всегда ограничена, но возрастает с расширением и развитием техники. Производной от нее является познавательная организация, но не самих вещей, а их символов — понятий. Она служит орудием организации практической, а в то же время не сталкивается непосредственно со всеми дезорганизующими активностями, со всеми сопротивлениями, с какими имеет дело эта последняя. Символы, организуемые познанием, или понятия, сами принадлежат к социальной природе как идеологические элементы. Поэтому, оперируя с ними, познание может развивать свою организационную функцию несравненно шире, чем это технически удается труду с реальными вещами; и мы уже видели, что многое, не организованное практически, может быть организовано познавательно, т. е. в символах: где нет ингрессии вещей, возможна ингрессия понятий о них. Здесь ингрессия становится универсальной, всеобъемлющей.
Мировая ингрессия в современной науке выражается как принцип непрерывности. Он определяется различно; тектологическая же его формулировка проста и очевидна:
Между всякими двумя комплексами вселенной, при достаточном исследовании устанавливаются промежуточные звенья, вводящие их в одну цепь ингрессии.
Другие формулировки могут быть сведены к этой. Например, определение А. Пуанкаре таково: непрерывность — это ряд, в котором между двумя уже различными звеньями всегда имеется третье, неотличимое ни от того, ни от другого (или математически: А=В, В=С, О А). Ясно, что это схема ингрессии, причем неотличимое промежуточное звено есть связка, сливающаяся с обоими крайними и соединяющая их.