Тектология (всеобщая организационная наука)
Шрифт:
А вот что я по этому поводу писал в не напечатанном до сих пор письме в редакцию: «Я подчеркнул в цитате слово «призывается» потому, что именно в нем сущность невероятного недоразумения: мне приписывается точка зрения, диаметрально противоположная действительной. И все же, я должен признаться, не понимаю, как это недоразумение могло возникнуть. Разве кто-нибудь когда-нибудь считал пословицу «где тонко, там и рвется» — реакционной? Разве она — призыв выравнивать целое по наиболее тонкому, наиболее слабому его месту? Она констатирует факты, сводя бесчисленное их множество к одному образному обобщению. А ее приложением, выводом из нее может быть только «призыв» выравнивать тонкое по прочному, слабое по крепкому, чтобы, не порвалось.
Я оперирую не пословицами, не образами, а формулами; но точная формула того, как происходят факты, конечно, еще менее может быть «призывом» выравнивать эти факты по худшему. Либих открыл тот же «закон минимума» для агрономии: урожайность зависит от наиболее недостаточного из факторов, определяющих развитие растений. Что же это — призыв уравнивать все факторы урожая по наименьшему? К счастью, никто из агрономов так не понял Либиха, и его закон остается одной из основ агрономии — за последнее время он получил еще новое развитие, вылился в более точные формулы Митчерлиха — Бауле. Если я, например, указываю, что прорыв фронта происходит на участке «наименьшего относительного сопротивления» (наименьшего по отношению к противостоящим силам врага), это значит — армия «призывается» выравнивать весь фронт по слабому пункту?
Если я напоминаю, что у нас иногда целые фабрики работали половинное время из-за недостатка ламповых стекол, — это «призыв» поддерживать такое положение?
В том самом докладе I конференции НОТ, о которой упоминает П. М. Керженцев, я ставил вопрос о том, какие отрасли производства должны считаться «ударными», т. е. стоять на первой очереди в деле восстановления из разрухи, и отвечал так: отрасли, относительно наиболее подорванные, наиболее отстающие, неизбежно задерживают все прочие, а потому и подлежат наиболее энергичной поддержке. Это «призыв» равнять все отрасли по отсталым?»
Теперь я боюсь, что напрасно задерживаю внимание читателя. Надо ли, собственно, опровергать то понимание закона наименьших и пословицы «где тонко, там и рвется», какое обнаружил П. М. Керженцев? Не было ли вполне достаточно констатировать?
Перехожу к третьему критику — И. Вайнштейну (Тектология и тактика//Под знаменем марксизма. 1924. № 6–7).
Но тут я нахожусь, должен сознаться, в гораздо более затруднительном положении. Дело в том, что… стыдно сознаться, но… я этой статьи не понял.
Она написана тем необыкновенно ученым стилем, который можно иногда встретить разве только в семинарских докладах студентов первых курсов и который, будучи недостаточно популярен для самих профессоров, заставляет их недоуменно вопрошать: «Да что вы, собственно, хотели сказать?» Не имея официального права задать такой вопрос почтенному автору, я, разумеется, усиленно старался понять. То, что мне удалось уловить, сводится приблизительно к следующему.
Тектология реакционна. Почему? Потому что она мешает революционной тактике пролетариата. Чем? Каким образом? Тем, что она «гносеологически приводит к отрицанию политического переворота, провозглашая его тектологическое безразличие» (стр. 91–92).
Где? Когда? Как? Откуда почтенный автор это вычитал? Как может тектология «гносеологически» приводить не только к такому безобразию, как «отрицание политического переворота», но к чему бы то ни было, когда она всякую «гносеологию» отрицает как схоластику? Где «провозглашается тектологическое безразличие переворота»? Непостижимо! Совершенно для меня ново! Или, может быть слишком непопулярно…
Тектология, далее, реакционна потому, что «тактика, вытекающая из организационной философии Богданова, не есть тактика революции. Тактика, вытекающая из организационных принципов теории Богданова, есть выработка «единства познавательных методов, разрывающего рамки специализации, дающего целостную, гармонически-стройную организацию общественного опыта»… Тактика пролетариата для Богданова заключается в выработке «мировой методологии», которая должна «охватить человеческую и мировую активность» (стр. 92, passium).
Разбери, господи! До сих пор я думал, что знаю, что значит слово «тактика». Очевидно, я ошибался. Согласно со всеми словарями я полагал, что тактика — это приемы текущей борьбы: тактика, например, парламентская, экономически-забастовочная, террористическая, военно-боевая и т. д. Я думал, что выработка мировой методологии может представлять программу, огромную научно-культурную программу. Оказывается, это тактика, конкурирующая с забастовочной, партизанской и т. п.
Ясно, что у нас с почтенным автором расхождение глубоко принципиальное. Из каких принципов я исхожу, читателю известно; почтенный же автор в своей критике исходит, по-видимому, из того принципа, который народная мудрость оформила пословицей: «В огороде бузина, а в Киеве дядя». О принципах не спорят. Воздержусь и я.
Критика тектологии, вероятно, нужна.
Если она должна быть, то ей необходимо прежде всего решить вопрос: возможна ли всеобщая организационная наука? Т. е. возможно ли научно исследовать и установить закономерность организационных процессов?
Если нет, то почему? Такой вывод, глубоко печальный для человечества, лишаемого им надежды научно организовать жизнь в целом, надо строго и точно обосновать.
Если да, то, конечно, можно поставить вопрос: хорошб ли выполняется дело закладки основ этой науки мною, его инициатором.
Если плохо, — критика должна указать, как же сделать это дело лучше.