Текущий момент
Шрифт:
А потом наступила осень. Первые дни сентября изменили нас. Хорхе вернулся в Барселону и нехотя продолжил учебу. Он перестал пить со мной вино по вечерам, наслаждаясь закатом. Ранний подъем не предполагал поздний отход ко сну. Мы уже не встречались каждый день, не болтали ночи напролёт и не купались голышом в море. Я редко оставалась у него на ночь. Он по-прежнему шептал мне: "Mi paloma", но уже не страстно, ярко, с жаром, а как-то обыденно, невыразительно, лениво.
Мои летние каникулы закончились, а я всё откладывала свой отъезд, надеясь на что-то, неуловимо-мечтательное, витающее рядом, но не облачённое в слова и мысли. С каким-то непонятным, странным сумасшествием я хваталась
Неконтролируемая и какая-то отчаянная страсть подстегивала меня любить его еще сильнее, потому что миг, когда он может уйти от меня навсегда, мог наступить уже скоро. Я страстно желала быть с Хорхе каждую минуту, но это вряд ли было возможно. С ним – точно нет. Хорхе любил свободу, и я его уже тяготила. Мне было больно наблюдать, как он отдаляется от меня. Я хваталась за его белоснежную рубашку и тянула к себе, сколько могла, до того момента, пока в моих руках не оказалась лишь скомканная белая рубашка. Без Хорхе.
Сезонный испанский роман, который так молниеносно и красиво начинался, обернулся для меня летним разочарованием. Наверное, эта история могла случиться со мной только в Испании.
Жгучая Испания больше не манит меня, а просто машет иногда и шепчет: “А ты помнишь Хорхе?”.
В Испанию я уже не влюблена яростно и безумно. Теперь я влюблена в Италию, но иначе: вальяжно, слегка лениво и неторопливо. Моя Италия – это стопроцентное сибаритство. Моя Италия, куда я попала спустя несколько лет после своих испанских страстей, научила меня непринужденно относится к любым проблемам, на многое легко закрывать глаза, наслаждаться текущим моментом и с удовольствием плыть по течению. Carpe diem. Лови день.
Мне больше не хочется и страстей ни мучительных драм. Единственное, чего мне хочется – это, наплевав на условности, сбросить одежду, нежно плюхнуться в волну и неторопливо тонуть, зная, что тебя непременно спасёт твой герой, а не кто-то чужой и случайный.
Юля
1
Девятнадцать. Какой же чудесный возраст! Возраст, когда жизнь только начинается, когда весь мир у ног и громадьё планов в голове. Возраст, когда жизнь кружит тебя в быстром темпе, а ты ни на капельку не устаешь и танцуешь, танцуешь… Танцуешь, полный сил, энергии и надежд на что-то неопределенное, но непременно радостно-волнующее, что непременно должно случится. Непременно.
Девятнадцать. Ровно столько ей и было. Юная. Открытая миру. Смелая. С блеском в глазах и по-детски нетерпеливым любопытством (“Ну что там, в моей жизни, будет интересного, яркого, необычного?”) во взгляде. Волнистые волосы каштанового оттенка. Прямая короткая челка чуть выше бровей, которая ей – одной из немногих – действительно шла.
Когда девушка закалывала волосы в высокий хвост, то сразу бросалась в глаза ее длинная хрупкая шея и торчащие острые ключицы. Большие зелёные глаза (она всегда поправляла: “Не зелёные, а цвета болотной тины”) были тем маячком у берега, который притягивает твое внимание с первых секунд и уже не отпускает. Высокая, худющая, стеснительная, с костлявыми коленками и аккуратным носиком.
Юля выглядела хрупким сосудом, который хотелось оберегать. Она казалась слабой, но “казалась” – в этой истории – ключевое слово. Потому что казаться и быть на самом деле – совершеннейшее не одно и то же.
Пока другие девочки прихорашивались у зеркал в ожидании выхода на очередное дефиле, Юля – неизменно с прямой ровной спиной – скромно сидела у окна на стуле и что-то сосредоточенно рисовала в своем блокноте.
Чем-то она походила на маленького ёжика: немного колючая,
Юля училась в институте и подрабатывала моделью. Я была знакома с ней не близко, – шапочно. Встречалась на съемках рекламы, на показах мод. Ее некая отстраненность вкупе с доброжелательной открытостью – такое вот сочетание – меня завораживала. Она была правильной девушкой, без подводных внутренних противоречий. Не злой, не подлой, не завистливой – все отрицательные качества отскакивали от нее. Негативные черты рядом с Юлей моментально соприкасались с частицей “не”.
Я наблюдала за ней. Издалека. Не старалась приблизиться или навязать свое общение. Она была мне интересна и я, по возможности, не упускала ее из виду. Юля цепляла взгляд. Выделялась, светилась изнутри, была наполнена внутренним светом и от этого вокруг нее становилось уютно даже тем, кто, как и я, был знаком с ней лишь слегка, невзначай, поверхностно.
На подиуме – всегда сосредоточена, не улыбчива и немного отстранена от всех, словно играла роль снежной королевы. В косметике девушка не нуждалась: лицо было ярким, запоминающимся. Но модельный бизнес имеет свои законы и в них без макияжа не обойтись. Профессиональные штрихи визажиста усиливали ее красоту: глаза казались ещё больше, высокие скулы приобретали модную впалость, а ярко накрашенные губы вмиг становились вызывающе-притягательными.
Ее фигура, спортивная и подтянутая, вызывала зависть у многих. Всевозможные диеты и “дневники похудений” в силу природных данных, проходили мимо нее. Юля не курила, много двигалась, занималась спортом и обожала кататься на велосипеде по городу. Она вообще любила движение в любом его проявлении. Киснуть, стоя на одном месте? Ну что за глупость! Такой жизненной позиции она не принимала.
Не то, чтобы она грезила о покорении вершин в модельной сфере. Ей нравилось это занятие и у неё хорошо получалось, но мечтала она о другом. Юля любила рисовать. Неважно чем: карандаш, краски, ручка, маркеры – всё, что было под рукой. Неважно что: цветочек, чашку с кофе, окно, небо, снежинку, ёжика – всё, что видела в текущий момент.
Она с необъяснимой даже самой себе, неистово-торопливой жадностью впитывала мир вокруг: наблюдая, запоминая, делая зарисовки. Словно боясь что-то забыть, что-то не успеть, что-то пропустить, Юля порхала рукой по альбомному листу (иногда медленно и плавно, иногда яростно и быстро), оставляя линии, штрихи, точки. И в этих мечущихся туда-сюда, непредсказуемых движениях было нечто вопросительно-завораживающее: "Что же там получится в итоге?".
Каждый раз, с необъяснимым трепетом и легкой опаской, открывая новый альбом для рисования, она испытывала в некотором роде замешательство. Могла долго сидеть, подперев рукой лицо и растерянно смотреть на пустую страницу. “Боязнь чистого листа” в совокупности со “страхом первой альбомной страницы” сковывали ее, но лишь на несколько минут. Затем, словно взяв себя в руки, она собиралась и начинала выводить линии, соединять их, чертить, что-то заштриховывать. И рука ее металась из стороны в сторону, кружилась от одного угла листа к другому, словно скиталась как бродяжка, не зная к какому углу листа пристать на время. На миг Юлина рука замирала и снова начинала лавировать между уже нарисованным на бумаге и теми пустотами, которые только предстояло заполнить. В такие мгновения на ее губах играла едва заметная легкая улыбка – та самая, которая направлена не на кого-то, а внутрь себя. Ах, как же Юле нравился процесс! И конечный результат – тоже.
Конец ознакомительного фрагмента.