Телефон доверия. Сборник рассказов
Шрифт:
Тут Лиза вошла в мой кабинет за подписью в Договоре поставщика.
Пульс застучал в ушах. Я молча поставил закорючку на протянутый лист и грубо сказал, перекрикивая непослушное сердце:
– В следующий раз оставь у секретаря, как это делают все. Для тебя здесь нет исключений.
– Как скажете, Владимир Борисович.
– И где твой бейджик? Потеряла. Вечно у тебя ветер в голове.
– Он на перевыпуске, там меняют должность. – Она собралась уходить.
Собрав волю в кулак, я выдавил:
– Ты ничего не забыла мне сказать? Я готов тебя… выслушать.
– Нет, – ответила Лиза и вдруг добавила,
Лиза ушла, а я, оглушённый, бессмысленно пялился в столешницу. «Ничего не забывает,» – пробормотал я, – «Но ведь сумку то…”. Меня словно обухом ударило. Жалкие крохи гордости превратились в пыль. Я заплакал.
Телефон доверия
– Все мужчины одинаковы. Тайные фантазии однотипны. Поначалу стыдливо, потом безразлично. Знай себе, повторяй, как старая пластинка, до скрежета в зубах надоевший диалог. – Ирма изображает зевок, откидывается на спинку железного стула, обегает взглядом коробку помещения, чуть дольше задерживаясь на вытянутой камере в верхнем углу. – Я рассказывала это тысячу раз и никакого толку. Я жива – это моя заслуга, я в тюрьме – ваша.
Её собеседник с другой стороны стола открывает кожаную папку и достаёт блокнот. Шея его перехвачена галстуком так крепко, что остаётся удивляться, как он дышит.
– Я понимаю ваше состояние, но я здесь как раз потому, что в деле появились новые факты. И возможно, только возможно, то, что вы мне сегодня поведаете, подарит вам свободу, – голос мистера Вайэра сух, цепкий взгляд следит за каждым движением заключённой.
Женщина скрещивает руки, запрокидывает ногу на ногу. Театрально поправляя волосы, она задумчиво тянет:
– Из меня получилась бы прекрасная актриса, вы так не думаете?
– Убийца из вас получился лучше.
Ирма замирает, с лица её сходят краски.
– Если вы так считаете, то зачем припёрлись?
– Я лишь озвучил мнение суда, вы с ним не согласны?
– Это была самооборона. У меня не было выбора.
– Ирма, послушайте. Я на вашей стороне, я хочу помочь, но для этого вы должны хотеть помочь себе тоже. Давайте попробуем сделать это вместе.
Ирма молчит, смотрит в стол. Теребит рукав серой тюремной робы. Брови её сходятся у переносицы. Потом она кивает. Мистер Вайэр открывает блокнот, что-то коротко там записывает.
– Расскажите мне всё сначала, миссис Миррор.
– Наша конторка хорошо известна в определённых кругах. Качественное обслуживание, обученные девочки, красивые сценарии. Почти театр голосов. Почти искусство. Экстренная помощь, виртуальная подружка.
– Но не все клиенты желали разговоров о сексе?
– Да, далеко не все. Многие звонили просто выговориться в пустоту, кто-то в серьёз считал, что девочка ждёт только его. Красивые голоса и правильные слова кого угодно заставят почувствовать себя особенным, а что там за ширмой – разве важно? Толстуха или анарексичка, старуха или ребёнок. Он был одним из тех, кого не интересовал секс. Он требовал больше. Требовал понимания. Я дала ему это, стала его Алисой.
– Алиса? Это ваш псевдоним?
– Для него. У нас много имён, много голосов. В конторе мы скидывали с себя человеческий облик, становясь многоголовыми гидрами. Роза. Алиса. Каролина. Но никогда Ирма. Никогда.
– Ваша семья была в курсе?
– Боже, конечно, нет. Для них – я всегда оставалась божьим одуванчиком, что помогает людям, работает на телефоне доверия, спасает жизни. По сути, так оно и было. Свою я всё-таки спасла.
– Когда вы познакомились с…?
– С Доком? Прошлой осенью. Теперь я думаю, его голос сразу показался знакомым. Но тогда я даже мысли об этом не допустила. Он рассказывал мне о себе и о своей несчастной жизни. Рассказывал про клетку – так он называл свой дом, о паучихе – своей жене. Рассказывал, как улыбается, как кивает вслед женскому лопотанию, а думает только о её сочащихся ядом жалах и о том, что бежать некуда.
– Он объяснял причины такого отношения?
– О, да! Подробно и в красках поведал, как она оплела его липкой ложью, словно муху, закатала в пелену похоти. Как с наслаждением тянула из него соки, прикрываясь лживой верой, пока он не согласился жениться на ней.
– То есть, она отказывалась спать с ним до свадьбы?
– Отказывалась и при этом всячески соблазняла. Недоступное манит, и наш Док, как осёл, семенил за морковкой, не замечая обрыва. Беднягу окольцевали, а наградой стал туннель, не раз пропускавший поезда. Как мужчина, вы можете понять его разочарование. Морковка оказалась подгнившей.
– Похоже на вашу жизнь, не так ли?
– Я тоже тогда так подумала. У меня была прекрасная семья. Мой муж, я верила в это всем своим глупым женским сердцем, любил меня. Всегда выслушивал, всегда приносился на помощь, обнимал, словно в последний раз, крепко-крепко, целовал, словно желал разделить со мной воздух. Я любила, как сумасшедшая. Я была не в себе от счастья и да, чтобы отвоевать такую жизнь, мне пришлось пойти на некоторый обман. Библейские законы целомудрия придумали умные женщины века назад, я лишь отдала дань традициям.
– Ваш муж раскрыл обман?
– Я думала, что нет, да и не считала это важным. Мы никогда не обсуждали первую ночь. Но Док заставил меня задуматься, присмотреться к своей якобы счастливой жизни. Он говорил, что когда обнимает жену, то думает лишь о том, как хрустнут паучьи кости, если он сдавит сильнее. Когда целует, мечтает высосать воздух из её лёгких, что бы тварь упала замертво. Он шептал о ловушке, о том, что она – не человек. Рассказывал о тошнотворном запахе, что окружает его надсмотрщицу. «Я раб!» – кричал Док мне в трубку, «Пусть она сдохнет, сгниёт, провалится в Ад, попадёт под трамвай, пусть исчезнет из моей жизни! Алиса, милая, что мне делать?» Он плакал, как ребёнок, как тряпка, а не мужик, что тут скажешь.
– Что же мешало ему её бросить?
– Смешно говорить, но он всерьёз считал, что его приворожили. Что паучиха выжжет ему сердце, стоит несчастному только переступить порог. Да и куда ему деваться? Его семья была против свадьбы, каждый твердил, что он пожалеет. Ему не хватало мужества вернуться к матери, не доставало духу выдержать её взгляд а-ля «Мы тебя предупреждали». Это был не мужчина. Размякший слизень, способный только жевать сопли и лить слёзы. Приходя с работы домой, я с гордостью смотрела на своего защитника. Своего мужа Эндрю. Ради нашей семьи он отрёкся от много. Вы бы слышали, что кричала его мать на нашей свадьбе.