Телефонный звонок с небес
Шрифт:
Сегодня его навестил отец Кэрролл. Сначала поговорили о погоде, старости, здоровье. Потом, естественно, коснулись грядущего телешоу.
– Работники телевидения попросили меня присутствовать на этой передаче, – сказал отец Кэрролл. – Думаю, церкви это пойдет во благо.
– Возможно, – вздохнул пастор Уоррен.
– Как вы думаете, она сумеет добиться звонка?
– Кто?
– Кэтрин Йеллин. Я спросил: она сумеет убедить свою сестру, чтобы та ей позвонила?
Пастор вглядывался в лицо католического священника, надеясь увидеть там что-то, чего не видел прежде.
–
– Конечно, – ответил отец Кэрролл и отвернулся.
Через несколько минут он простился и ушел. Этот разговор утомил пастора. Он решил вздремнуть, но в палату вошла медсестра с новым пластиковым мешком для капельницы.
– Пастор, к вам еще посетители, – сказала она.
Он не сразу понял ее и переспросил.
– Я сказала: посетители. Хотят вас видеть. Идут сюда.
– А-а, – промямлил Уоррен, до подбородка натягивая одеяло.
Кто ж это к нему пожаловал? Может, миссис Палт? Или кто-то из священников?
Медсестра ушла, не закрыв двери.
Пастор плохо видел, но этого посетителя узнал сразу, как только тот вошел.
Элиас Роу!
Лавры изобретателя телефона достались Александру Беллу. Куда менее известен Томас Уотсон, первый в мире человек, которому Белл позвонил. Уотсон был весьма ценным сотрудником Белла, однако их сотрудничество, продлившись еще пять лет, затем прервалось. В 1881 году Уотсон, получив свою долю за участие в изобретении (сумма по тем временам была весьма значительная), попытался реализовать себя в других сферах. Прежде всего, он немало времени провел в Европе, празднуя медовый месяц. Часть полученных денег он вложил в кораблестроение. Считая, что у него есть актерские способности, Уотсон пробовал играть в пьесах Шекспира.
Но через тридцать восемь лет после первого телефонного разговора между Уотсоном и Беллом состоялся еще один. Теперь их разделяли не двадцать футов, а три тысячи миль. Белл находился в Нью-Йорке, Уотсон – в Сан-Франциско. Это был первый междугородний, точнее, трансконтинентальный звонок. Белл произнес ту же фразу, что и тогда: «Мистер Уотсон, приходите ко мне». На это Уотсон ответил: «Я бы с удовольствием, но боюсь, что путь к вам займет у меня не меньше недели».
Уоррен не видел Элиаса пару месяцев и почти забыл его лицо. Теперь пастор заново всматривался, узнавая знакомые черты своего прихожанина. Этого человека Уоррен знал давно, еще с тех пор, как тот был подростком. Тихий, молчаливый, всегда готовый помочь, Элиас был мастером на все руки. В свое время он участвовал в перестройке церковной кухни, потом укладывал в церкви новый ковер. Многие годы Элиас не пропускал ни одной воскресной службы – вплоть до того дня, когда Кэтрин Йеллин возвестила о чуде.
После этого Элиас пропал и появился лишь сегодня.
– Пастор, я хочу попросить у вас прощения, – сказал он, присаживаясь на край больничной койки.
– Ты не сделал ничего, за что надо просить прощения.
– Я помешал вашей службе… тогда.
– Я бы не сказал, что помешал. Ты счел нужным поддержать Кэтрин.
– Наверное, – улыбнулся Элиас. – Все
– Рад слышать. Но должен признаться, нам тебя очень недостает.
– Пастор…
– Да.
– Со мной сюда пришел еще один человек. Вы разрешите ему войти?
– Он здесь?
– Да.
– Ну что ж… приглашай.
Элиас подошел к двери, что-то сказал, и в палате появился Салли. Элиас представил его священнику.
– Пастор, я хочу попросить прощения не только за ту службу, – вдруг сказал Элиас.
– Неужели? – удивился Уоррен. – И что же за грех ты совершил?
Перед визитом в больницу Элиас побывал у Салли дома. Они внимательно прочли материалы к некрологу Ника Джозефа. Выяснилось, что Мария общалась с младшим братом Ника, Джо, и старшей сестрой Пэтти. Родители их тогда уже умерли. Сообщив подробности из жизни брата, Пэтти вдруг заговорила о «маленьком Нике».
«Представляю, как тяжело было Нику умирать, не зная, кто же позаботится о его малыше. Мать мальчишки… о ней лучше не вспоминать… Вряд ли она вообще приедет на похороны… Когда он перестал посылать ей деньги, она буквально взбесилась. Уехала и даже адреса не оставила… Только прошу вас, Мария, про маленького Ника в некрологе писать не надо. Хорошо? Пусть это останется между нами…»
Элиас и понятия не имел, что у Ника были жена и сын. Этого не знали и рабочие. Они считали, что Ник живет один – какая женщина выдержит вечно пьяного и болтающегося неведомо где мужа?
– Пастор, Ник ведь тоже ходил в «Жатву надежды», – продолжал Элиас. – Вот я и подумал: если кто и знает о его семье, так это вы. А когда я пришел в церковь, мне сказали, что вы упали во время занятия и вас увезли в больницу.
– Да. Сам того не ожидал, – признался Уоррен.
– Я вам очень сочувствую.
– Не стоит. У Господа есть свой замысел насчет каждого из нас… Давай вернемся к Нику. Значит, у него остался сын?
– Да. Вы знали об этом?
– Увы, нет. А ведь Ник регулярно меня навещал. И Пэтти тоже.
– Погодите. Ник бывал у вас?
– Он постоянно страдал от безденежья. Нашу церковь не назовешь богатой, но мы нередко выделяли ему скромные суммы.
– Пастор, это я виноват в его безденежье. – Элиас потер вспотевший лоб. – Я его уволил. И не просто уволил, а еще лишил выплат за потерю трудоспособности. Формально я имел такое право: когда с Ником произошло несчастье, он был сильно пьян.
– Знаю, – только и ответил Уоррен.
– Он мне звонит. – Элиас отвернулся. Ему было стыдно.
– Кто?
– Ник. Это о его звонках я тогда рассказал в церкви. Он тоже звонит оттуда… с небес… как бы это ни называлось. Он продолжает на меня сердиться. Требует что-то сделать… для Ника. Я сначала думал, он имеет в виду себя. Теперь понимаю: он говорит о сыне.
– Так ты поэтому скрылся из города? – Уоррен сощурился.
– Простите, пастор. Я испугался. Я не знал, что у Ника есть сын.
– Элиас, я тебя ни в чем не виню.
– Я бы ни за что его не уволил.
– Это не твоя…