Телепат
Шрифт:
В начале 90-х спонсоры подарили детскому дому три компьютера, два из них поставили в классы, а третий – в кабинет директора. Назарова была шокирована, увидев, как двенадцатилетний Ваня Субботин сходу вошел в интернет, двумя руками прошелся по клавиатуре, как музыкант-виртуоз на фортепьяно. Она иногда дозволяла ему проводить свободное время в ее кабинете. Он крайне редко, по-детски, играл, да и не были это «стрелялки», а какие-то, непонятные ей запутанные схемы и лабиринты.
В основном же юноша общался с кем-то. Скайпа тогда еще не было и Ваня вел
Лет пять тому назад она впервые услышала о существовании детей – индиго. Не очень-то разобравшись в этом понятии, Назарова решила для себя, что этот ребенок и есть индиго.
По каким признакам это так, она не смогла сформулировать, да это было и не важно для нее, поэтому она никогда и никому не говорила об этом. У самой-то уверенности не было, а к специалистам обращаться даже и не думала.
В июне Субботин и еще пятеро выпускников получили аттестаты зрелости. Все, кроме него, подали документы на поступление в ВУЗы. Свое решение он объяснил тем, что не определился какое высшее образование его интересует, а ради корочек не хочет терять время. Осенью пойдет служить в армию, а там видно будет…
Любовь Степановна расстроилась, но вспомнив все совместные годы, проанализировав поступки своего подопечного, поняла бесполезность даже ей, а она знала, как он ее любил, силком навязывать ему свою волю.
Вновь, как это было неоднократно в случаях большого волнения, ее лицо исказил приступ головной боли, последствия того избиения. Так и не нашли тех двоих. Осталось непонятным, о каком мальчишке они рычали в момент нападения.
Ваня виновато присел рядом, приобнял, положил руку ей на голову. Боль сразу же ушла, как всегда в подобные моменты в последние годы.
Итак, осенью призыв. Юноша уйдет на военную службу. А что дальше? Куда он вернется? Где будет жить? Эти вопросы пока не имели ответов и для деятельной натуры Любовь Степановны, не могли остановить ее в поисках решения проблемы.
Времени у нее для этого очень мало – для отсрочки призыва нет оснований, надо действовать немедленно. По закону сироты имеют право на отдельное жилье по достижении совершеннолетия и, как правило, они получают комнату в коммунальной квартире. Если ее подопечным вовремя не давали муниципальное жилье, Назарова не отпускала своих взрослых детей из детского дома.
Никакие скандалы по этому поводу, запреты и предостережения не влияли на ее позицию. Она должна знать и быть уверена, что из детского дома ее воспитанники выходят в большой мир с обеспеченным, хотя бы элементарно, фундаментом для взрослой жизни. И лишь когда становилось совсем горячо, преодолеть пассивность чиновников не удавалось, Назарова, в виде исключения, шла на компромиссы – соглашалась на предоставление властями временного жилого помещения, но с контроля проблему не снимала и год и два, пока, наконец, парень или девушка получат ордера.
С Ваней ситуация намного сложнее. Любовь Степановна два месяца занималась только его вопросом – практически ежедневно ходила по кабинетам, находила депутатов в отпускной для избранников народа период, собирала от них обнадеживающие письма, получала отрицательные от чиновников ответы типа «пока предоставить жилье не представляется возможным, …» но с обещанием решить при первой же возможности.
Время шло. Пройдены все инстанции, остался последний шанс – визит на прием к главе районной администрации, записалась к которому она предусмотрительно месяц тому назад: район – то огромный, по населению равен иному областному центру.
Назарова настояла, чтобы Ваня пошел с нею, несмотря на его возражения и неверие в успешный результат. Он абсолютно не переживал, успокаивал ее, говоря, что за два года все образуется. На ее возражения, что со здоровьем у нее не все в порядке и два года это большой срок, всякое может произойти, Субботин, пристально глядя в глаза, произнес:
– Мама, ты проживешь до восьмидесяти пяти…
Голубев, глава района, оказался весьма доброжелателен и даже приветлив. Принял в точно назначенное время, внимательно прочитал заявление, отказы жилищного комитета и своего заместителя. И когда закончил ознакомление с перепиской, спросил:
– Вам предлагали комнату в общежитии и даже в коммунальной квартире, а вы отказались, почему же?
– Мальчик взрослый, у него будет семья, какие же у него перспективы? – ответила Назарова, – А сейчас он уйдет в армию и куда вернется?
Голубев взял синюю шариковую ручку:
– Хорошо, дам указание что-нибудь подобрать.
Любовь Степановна за двадцать лет общения с чиновниками знала эти штучки, когда положительную резолюцию пишут разным цветом так, что исполнители знают – срочно, не очень, не обязательно.
Конечно, она не знала, как будет в этом случае, но интуитивно испугалась:
– А сколько ждать – то?
И тут молчавший до сих пор Ваня, посмотрев Голубеву в глаза, промолвил:
– Надо спросить.
Ручка зависла над бумагой.
– Надо спросить, – повторил Ваня, не отводя взгляда в сторону.
Опытный аппаратчик, многолетний руководитель, умеющий, владеть собой в любой ситуации, скрывать свои чувства и не проявлять симпатий – антипатий, вдруг проявил в лице гамму эмоций. Он сморщился, прищурился, слегка мотнул головой, словно стряхивая что-то, глубоко вздохнул и снова стал непроницаем.
Глава администрации положил ручку на стол, нажал кнопку селекторной связи «жилищный комитет».
– Слушаю, Андрей Сергеевич, – раздался женский голос по громкой связи.
Любовь Степановна изумленно смотрела на Ваню, а тот, не мигая, смотрел в лицо руководителя.
Голубев изменился, с лица спала полуулыбка, появилась заметная напряженность.
– Антонина Павловна, а где Юрий Петрович?
– Так в отпуске он, третий день…
– Ах да, закрутился я, забыл… вот что… когда очередная жилищная комиссия?