Телестерион. Сборник сюит

Киле Петр

2-я ж е н щ и н а За нами послан камергер Прознать, кто мы, и опоить. 1-я ж е н щ и н а Чтобы затем слегка ославить — За красоту. 3-я ж е н щ и н а Ну, хорошо. Прознаем, что с ним будет вскоре, Уж очень он любим царицей.

Юные женщины оборачиваются, и перед ними невольно останавливается камергер Монс.

М о н с Красавицы!

Я знаю вас, конечно. Уж если вы не из богинь, То, верно, из княгинь. 1-я ж е н щ и н а Как жизнь твоя идет беспечно, В амурах и делах… 2-я ж е н щ и н а Да сердце гложет страх. 3-я ж е н щ и н а Но власть влечет и злато тоже, И мешкать здесь тебе негоже, Как вору, что всегда-то гол, — Кинь голову — на кол.

Монс в страхе убегает.

Г е р о л ь д Какой несете вы здесь вздор! Вы, что, сивиллы или музы? 1-я ж е н щ и н а Фортуной вознесенный вор. 2-я ж е н щ и н а Герольд! Иль ты забыл слова? Как ночь светла! Без волшебства Такое таинство в природе Ведь не бывает; в этом роде Твои слова здесь прозвучат И чрез столетья пролетят.

Герольд не без опаски углубляется до конца таинственной в ночи аллеи и вдруг вздрагивает.

Г е р о л ь д Там, в саду, в конце аллеи Бог Амур, в ночи смелея, С пьедестала вдруг взлетел, С фонарем и пуком стрел. Видит мать он не без страха. Целомудренно светла, Вся она во власти Вакха И мечтательного сна. Из Афин увезена, В Риме сброшена в канаву; Вновь отрыта, как на славу, Пробудилась вдруг она. Не стрела ль ее коснулась? И, весельем возгоря, Беззаботно улыбнулась Над потехами царя. — Сын мой! — молвила. — Откуда? Я спала, спала любовь. Сотворил не ты ли чудо — Воскрешение богов? — С рощ далеких Геликона Снова лира Аполлона… Приглашен и он на пир, Что затеял на весь мир Царь, строитель и кузнец, — Сын сказал, — как мой отец. — Здесь и Марс в большом фаворе, — Рассмеялась мать, как в горе. — Но любим здесь бог морей, Царь — строитель кораблей. И тебя призвал, царица Сладких таинств и мечты, Чтоб возвысилась столица Ликом вечной красоты.

На дощатой галерее у Летнего дворца заиграл оркестр, и ряженые закружились в хороводе; к ним присоединяется и публика, в разгаре веселья и царь с царицей; хороводу тесно, и он растекается по аллеям.

Х о р ж е н ш и н Как лед уходит по Неве, Сияя в чистой синеве И вод, и неба, Под звон кифары Феба

Несется пестрый хоровод По саду на просторе, И выступает дивный грот В ракушках весь, как в море Жилище нереид; И здесь же рядом шар стоит, Готторпский глобус превеликий, Весьма к тому же многоликий, Со звездным небом изнутри, С круговращением Земли. Г е р о л ь д Кто несется в хороводе, Ростом высясь, со всех ног, Свой средь знати и в народе, Средь богов, ну, точно бог? Да бежит-то он с царицей, А за ними вереницей Знать и люд мастеровой, С кем трудился царь на верфи И вступал с врагами в бой За отечество и веру, — Всех он ныне и созвал На веселый карнавал.

Царь, проводив запыхавшуюся царицу до входа в грот, подходит к герольду с его свитой. Оркестр замирает, и хоровод, растекаясь по аллеям, распадается.

П е т р Герольд! Я дал тебе двух трубачей. А женщины, скажи, взялись откуда? Г е р о л ь д Не ваше ли величество прислали Мне в помощь их, чтоб знал я речь свою? Или ее величество — из фрейлин? Они прекрасны и умны, но странны. П е т р Герольд! Сей праздник ныне завершен.

Герольд взмахивает жезлом, и трубачи подают соответствующий сигнал. Три женщины исчезают. Царь встречает у грота царицу, публика вереницей, прощаясь, уходит, и сад пустеет.

Г е р о л ь д (оставшись один) Ночь взошла зарею ясной. Сад со статуей прекрасной Просиял, как Рай земной. (С изумлением.) А высоко над Невой, Будто жили там доселе, Боги Греции воссели.

В просиявшем утреннем небе проступают скульптурные очертания античных богов и богинь.

Сюита из трагедии «Мусагет»

ПРОЛОГ

Таврида. Развалины античного храма. Празелень моря и лазурь неба. Пушкин с настороженным вниманием прислушивается, делая шаги то вправо, то влево, то пробегая, то останавливаясь, в сопровождении Хора муз, мелькающих в струях света, в одеяниях зеленого, пурпурного цветов.

Х о р м у з Поэт, любимец Феба, Здесь, на земле у неба, Он водит хороводы муз, И нет священней уз, Счастливых вдохновеньем, Что можно б счесть и сновиденьем, Когда б любовь, и грезы, и грехи Не претворялись в дивные стихи. (Пляшет, следуя за поэтом.) За них-то претерпел гоненья, — Души высокие стремленья, — Едва коснулся вещих струн, Беспечный, сердцем юн. Что можем сделать мы? Он с детства, Вступив во Фебово наследство, Рос в силе как поэт, Веселый и могучий Мусагет. (В пляске словно уносятся ввысь.)