Тело архимага
Шрифт:
Поев, умывшись и переодевшись, я уселась на табуретку и стала расчесывать волосы. Делать это можно сколь угодно долго, а мне почему-то этот процесс всегда думать помогает. Вот и сейчас…
Для начала я прикинула возможные схемы действий моих врагов, но очень быстро поняла, что мне, как всегда, не хватает информации. А значит, и голову ломать незачем, только нервничать. Есть другие вопросы, нуждающиеся в разрешении.
В тот момент, когда мордоворот произнес слова: «Девица Мелисента, Вы обвиняетесь…», во мне что-то произошло.
Кориолан, который думал таким образом себя от меня обезопасить, сильно просчитался. Маленькая, скромная, законопослушная эликсирщица, готовая терпеть зло ради спокойствия и выгоды, исчезла.
Ее место заняло странное существо, начисто лишенное чувства страха. Теперь меня не запугать, я даже жизнь потерять больше не боюсь: зачем она мне такая? Есть то, с чем не соглашусь расстаться ни при каких обстоятельствах, и это самоуважение, а оно со страхом плохо уживается. Так что у моих врагов нет теперь ни одного рычага давления.
Я четко осознала, что потеряла практически все, чего успела добиться за последние годы. Со мной остались мои знания и умения, это можно отнять только вместе с жизнью, но держаться мне больше не за что. Ни мои нищенские сбережения, ни место аспирантки, ни прекрасная квартира — ничего из этого мне не поможет. Да я и ничего не смогу сохранить, если проиграю и буду осуждена.
Но мне стало по большому счету плевать. Теперь, когда я переложила ответственность за жизнь и здоровье Гиаллена на плечи Гиневры, мне стало нечего терять и нечего бояться. Я свободна ото всего и ото всех и буду действовать так, как захочу, не заморачиваясь долгом, приличиями или другой такой же ерундой. Я больше никому ничего не должна.
Вопрос Гиневры, люблю ли я Гиаллена, сейчас смысла не имеет. Пусть даже люблю. Действительно, я для его спасения сделала все, что могла, поэтому умозаключение ведьмы более чем логично. Но теперь вопрос в том, любит ли он меня. Сказать можно что угодно, меня интересуют дела. Встанет ли он на мою защиту? Это может оказаться небезопасно. Кстати, если он обо мне и не вспомнит, я не обижусь. Неблагодарность — обычное дело.
Просто если меня оставят жить, я не захочу его больше видеть. А если не оставят, вопрос не имеет смысла.
Так я сидела и рассуждала, пока не наступил вечер. Я догадалась об этом по тому, что тюремщик принес ужин. Не такую роскошь, как на обед, но все же очень приличную миску каши и стакан молока. Забрал у меня грязную посуду, удивившись, что я ее помыла, и посетовал: после ужина у него смена заканчивается, а сменщик — нудный службист. Вряд ли он мне будет поблажки делать. Но этот зануда еще лапочка по сравнению с третьим — тот норовит обязательно унизить заключенных. Сам он не маг, магов ненавидит, а тюрьма для магов, так он специально нанялся их охранять, чтобы иметь возможность покуражиться. А так как заключенных тут не просто немного, а от силы один, то всю свою злобность на несчастного выпускает.
Они тут трех тюремщиков для одной меня держат? Круто. А если вспомнить, что этажом ниже свои тюремщики… Вот куда наши налоги идут. Очень умно было нанять на эту работу магоненавистника. Хорошо бы того, кто это сделал, тут подержать. Пусть бы на себе все прочувствовал.
Но до смены гада еще дожить надо, так что не стоит заранее себе настроене портить, оно и так ни к черту. Поблагодарив доброго дяденьку за помощь и предупреждение, я быстренько срубила кашу, выпила молоко и стала устраиваться на ночлег. Все равно делать больше нечего, хоть отосплюсь.
Думала, не засну, но провалилась, едва донеся голову до подушки.
А во сне пришел он. Гиаллен. Совсем не такой, какого я видела его в последний раз, бледный и без сознания, и такой, каким я его помнила еще по университету: живого и здорового, с лукавой улыбкой на губах и смешинками в глазах. Только я задумалась, с чего это он мне снится, как услышала:
— Привет, девочка. Помнишь, я говорил, что теперь моя магия должна усилиться? Так и вышло. Видишь, я могу приходить к тебе в снах и не будучи отделен от тела.
— Замечательно. Дальше-то что?
— Детка, не сердись. Пока что я всего лишь пришел в себя. Встать еще не могу. Ведьмы стараются, но это дело не одного дня. Как только смогу, приду ногами.
Я сердито буркнула:
— Не было бы поздно.
— Мели, потерпи. Я уже утром напишу заявление, буду требовать, чтобы тебя освободили. Ты ни в чем не виновата.
— Это мы с тобой знаем. Но, кажется, всех остальных моя виновность устраивает.
— Я подам иск против Мартонии, Ригодона, Теодолинды, Сосипатры и Эдилиена. Обвиню во всем: кто-то из них точно виноват. Подал бы против Кориолана, но тут ничего не докажешь.
Он что, правда такой наивный?
— Думаешь, это поможет? У тебя и против них ни одного доказательства. Слово против слова.
— Кое-что есть, главное — оттянуть твой процесс и раскрыть это бредовое дело. Если будут найдены настоящие виновные, тебя не просто отпустят, еще и извинятся. Но я о другом.
— О чем же? Неужели о любви?
— Ты догадалась, моя ягодка? Мели, я сказал тебе об этом, и хочу еще раз повторить: я люблю тебя и все сделаю, чтобы ты была счастлива.
Осчастливил по самые уши.
— Пока что я сижу в тюрьме.
— Знаю. Мели, я говорил с Гиневрой. На самом деле я выбрался в твой сон, чтобы сказать: помни, адвокаты служат тем, кто им платит. Не позволяй Гиневре оплачивать твоего адвоката. Но не отдавай ему все, что у тебя есть. Пусть в долг работает. За процент от продажи твоего эликсира за десять лет, например.
— То есть, чтобы я приговоренная не устраивала его в любом случае.
— Молодец, Мели, ты все поняла. Целую.