Тело в дело. Сборник романов

Блэк Роника

Джуд снова поцеловала Мари, одновременно роясь свободной рукой в ее сумочке. Найдя то, что искала, она жестко вдавила Мари в дверь.

– Что ты…?

Не дожидаясь окончания вопроса, Джуд задрала ее короткую юбку и неистово ввела фаллос в горячую плоть. Запрокинув голову назад, Мари громко застонала.

– Джуд!

– Да, детка. Откройся для меня.

– О, Боже. О, Боже. Не останавливайся.
– Дрожащими руками Мари, обхватила лицо Джуд ладонями и проникновенно поцеловала, двигая бедрами в такт ее движениям.
– Джуд, о черт.
– По мере того как их темп нарастал, острые ногти сильнее впивались в напряженную спину и светлые волосы.
– Джуд. Джуд.
– Кричала Мари, закрывая глаза от удовольствия.
– Джуд, Джуд, Джуд!
– Наслаждение сокрушительными

волнами накатывало на Мари, унося ее все дальше и дальше от берега.

Когда Мари хрипло вскрикнула и обмякла в ее руках, Джуд остановилась.

Тяжело дыша, с сердцами, бьющимися в унисон, они крепко держались друг за друга, впитывая в себя волнительные ощущения, разделенной близости.

Мари нежно лизнула плечо Джуд.

– Джуд?
– От нее пахло сексом, потом и мужским одеколоном.

– Да?

– Помнишь, я говорила тебе, что не хочу тебя пугать?
– Джуд подняла голову и посмотрела на Мари.
– Но сейчас я поняла, что должна сказать тебе.

– Сказать что?

Мари выглядела такой беззащитной, взволнованной и смущенной.

– Я люблю тебя.
– Мари не сводила с Джуд глаз. Она видела, что ее слова достигли цели. Золотистые глаза вспыхнули пламенными искрами.
– Я люблю тебя, - снова прошептала она и ласково погладила Джуд по лицу.
– Тебе страшно?

– Нет, не очень.

Мари облегченно вздохнула и нервно засмеялась.
– Хорошо. Я боялась, что ты испугаешься и сбежишь от меня.

Джуд взяла Мари за руку и мягко поцеловала ее.
– Я…

– Можешь ничего не говорить. Я просто хочу, чтобы ты знала о моих чувствах.

– Шшшш.
– Джуд прижала палец к ее губам.
– Я люблю тебя.

– Правда?

– Да.

– Уверена?

Джуд засмеялась.
– Да. Но…

– Но что?
– Запаниковала Мари.

– Я люблю тебя, Мари, но ты слишком много болтаешь.
– Джуд засмеялась и жарко поцеловала ее, крепко сжимая ее ягодицы.
– Слишком много.

– О, неужели?

– Да.

Смеясь, Мари оттолкнула Джуд, которая удержав ее за руку попыталась снова поцеловать ее, но Мари удержалась от соблазна. Когда она взяла свою сумочку, Джуд прекратила смеяться.

– Ты уходишь?

– Нет. Но…

– Но что?
– Джуд выпрямилась, ее уверенность снова вернулась к ней.

Мари отвернулась и сосредоточенно начала что-то искать в сумочке. Найдя то, что искала, она дьявольски улыбнулась Джуд.

– Но есть кое-что, что я хотела бы сделать, прежде чем мы навсегда покинем это место.

– Действительно. И что же это такое?

– Уверена, что готова это услышать?

– Уверена.

– Если ты захочешь, чтобы я остановилась, ты должна сказать «стоп». Никакие другие…

Джуд снова прижала палец к соблазнительным губам.
– Скажи мне уже наконец, чего ты хочешь, Мари.
– Ее горячий рот нежно касался приоткрытых губ, готовый в любую секунду наброситься на них.
– Не думаю, что я захочу, чтобы ты останавливалась.

Мари подняла наручники и покрутила ими на пальце.

Джуд засмеялась и попыталась схватить их.

– О, нет, - воскликнула Мари.
– Я приготовила их для тебя, любовь моя.

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

– Ты хочешь заставить меня кончить?
– Спросила Джуд низким голосом, насквозь пропитанным желанием.

Бросив сумочку в сторону, Мари двинулась на нее.
– О, и не только это…

КОНЕЦ.

Мишель

Уэльбек

Платформа

Мишель Уэльбек (род. 1958) – поэт, эссеист, прозаик, самый полемичный и самый продаваемый во Франции и в Европе автор. На родине его называют культовым писателем и «Карлом Марксом секса». Каждая его книга – бестселлер. Роман «Элементарные частицы» (Les particules elementaires, 1998), переведенный на 26 языков мира, номинировался на Гонкуровскую премию и удостоен «Гран-при» в области литературы и престижной Дублинской премии. Роман «Платформа» (Ptateforme, 2001) получил приз Парижского кинофестиваля 2002 г. «Кинороман» (Cine Roman), присуждаемый за лучшее литературное произведение, на которое следует обратить внимание ведущим кинорежиссерам с целью его экранизации.

Чем гнуснее жизнь человека, тем сильнее он к ней привязывается; он делает ее формой протеста, ежеминутной местью.

Оноре де Бальзак

Часть первая

Тропик Тай

1

Год назад умер мой отец. Существуют теории, будто человек ста­новится

по-настоящему взрослым

со смертью своих родителей; я в это не верю –

по-настоящему взрослым

он не становится никогда.

Во время похорон в голову лезли разные гадкие мысли. Старый хрен умел устраиваться, пожил в свое удовольствие. «Ты трахал девок, дру­жок, – распалял я себя, – ты засовывал моей матери между ног свою здо­ровенную штуку». Само собой, я был на нервах: не каждый день хоро­нишь родных. Я не видел его мертвым, отказался. К сорока годам я уже достаточно насмотрелся на покойников и теперь предпочитаю этого из­бегать. Я и домашних животных потому никогда не заводил.

И не женился тоже. Возможности предоставлялись – хоть отбавляй, но я всякий раз уклонялся. А ведь я люблю женщин. Свое холостяцкое житье воспринимаю скорее с сожалением. Особенно на отдыхе неуют­но. Когда мужчина в определенном возрасте отдыхает один – это насто­раживает: невольно думается, что он эгоист, к тому же, наверное, пороч­ный; и возразить мне тут нечего.

С кладбища я вернулся в дом, где отец прожил последние годы. Про­шла неделя, с тех пор как обнаружили тело. В углах комнат и вдоль шка­фов уже скопилась пыль; в одном месте край окна затянулся паутиной. Время медленно вступало в свои права, а с ним энтропия и все такое. Хо­лодильник оказался пуст. В шкафах на кухне лежали в основном пакети­ки готовых обедов для регулирования веса «Weight Watchers», коробоч­ки ароматизированных протеинов, калорийные палочки. Жуя печенье с магнием, я прошелся по комнатам первого этажа. В котельной немно­го поупражнялся на велотренажере. В свои семьдесят с гаком отец был куда крепче меня физически. Час интенсивной гимнастики ежедневно, бассейн два раза в неделю. По выходным он играл в теннис и выезжал на велосипеде со сверстниками; кое-кто из них пришел проститься с умер­шим. «Мы все на него равнялись!.. – воскликнул пожилой гинеколог. – Он был на десять лет старше, а вверх по двухкилометровому склону ми­нуту форы нам давал».

Ах, отец, сказал я себе, до чего же ты был тщесла­вен! Краем глаза я видел слева другой тренажер – для накачивания прес­са – и гантели. Воображению представился старый болван в шортах, с безнадежным упорством напруживающий мышцы; лицо морщинистое, а в остальном до крайности похоже на мое. Отец, отец, говорил я себе, ты построил свой дом на песке. Я продолжал крутить педали, но дышал уже тяжело, и ляжки побаливали, хотя выше первого уровня я не под­нялся. Перед глазами стояла траурная церемония: я сознавал, что произ­вел прекрасное впечатление. Я узкоплеч, всегда чисто выбрит; годам к тридцати начав лысеть, стригусь с тех пор очень коротко. Костюмы но­шу обычно серые, галстуки неброские и вид имею невеселый. Итак – безволосый, насупленный, очки в тонкой оправе, голова чуть опущена – я слушал весь ассортимент похоронных песнопений и чувствовал себя как рыба в воде – куда непринужденней, чем, скажем, на свадьбе. Поис­тине, похороны – это мое. Я перестал крутить педали, откашлялся. На окрестные луга ложилась ночь. Рядом с бетонной облицовкой котла бу­рело на полу плохо отмытое пятно. Здесь отца нашли с пробитым чере­пом, в шортах и спортивной рубашке «I love New York». По заключению судмедэксперта, смерть наступила за три дня до этого. Приписать ее не­счастному случаю можно было только с большой натяжкой: поскольз­нулся, скажем, в лужице мазута или не знаю чего. Впрочем, пол был со­вершенно сух, а череп пробит в нескольких местах, даже мозг немного вытек – все указывало скорее на убийство. Вечером ко мне должен был заехать капитан Шомон из шербурской жандармерии.