Телохранитель ее величества: Страна чудес
Шрифт:
Я подался вперед и зарычал, чувствуя, как глаза мои наливаются кровью:
– Я никогда не дам в обиду своих девочек, понятно?! Я никогда не брошу своих в беде! Не позволю над ними издеваться! И если надо будет убить - убью! И вашей подруге повезло, что я ее всего лишь покалечил!..
На мои плечи навалились, но я уже сел на место, как ни в чем не бывало.
– Ваша подруга Алессандра стала первой жертвой сеньор офицеров, и жертва эта была запланированная. Если бы мы не пересеклись в тот день, это произошло бы позже, они "слили" бы вам информацию, кого стоит пощипать в первую очередь, да на глазах у кого. И всё закрутилось бы,
Они же сливают вам информацию обо мне, так?
– усмехнулся я. Вокруг раздался ропот, но Оливия шикнула, и девочки замолчали.
– Кто-то "очень близкий и доверенный" рассказывает вам интересную информацию о моем прошлом, куда меня можно ударить. Вы же в приступе хронической тупости даже не можете сообразить, откуда этот "доверенный человек" может знать то, что написано в моем ЗАСЕКРЕЧЕННОМ досье. Доступ к которому, кроме королевы, имеют, наверное, всего пять человек. Откуда ему знать о моей матери? О школе? О столовой и разбитом в мертвой зоне камер носе Гниды из банды Бенито Кампоса?
Я сделал паузу.
– Неоткуда. Это "слив" чистой воды. Точно так же вам сообщили бы, что: "Девочки, а неплохо было бы поставить на место шмякодявку Мари-Анж из пятнадцатого! Это же здорово! Да на глазах у Чико - вот веселье будет?!"...
– Мы не знали о твоей школе, - покачала головой Звезда. Видно, задел больное - они или догадывались, или только начали догадываться об этом.
– Мы поняли только когда твои девочки об этом рассказали, после. А о матери вообще думали, знают все... Что это не секрет...
Вновь раздалась волна ропота, некоторые присутствующие начали спорить. Что было мне на руку - в спорах рождается истина.
– Но выводы вы так и не сделали, - подвел я следующий итог - Конечно, это слишком мелко, обращать внимание на такое. Подумаешь, "слив"! "Карфаген должен быть разрушен"! "Шимановский должен быть уничтожен"! Никакие аргументы рядом с этим не имеют значения. Это должно случиться просто потому, что так надо, иначе ваша гордость и высокомерие не простят подобной слабости. Так, девочки?
"Сорок четверки" угрюмо молчали.
– А на самом деле вы с каждым днем, с каждой проведенной против меня акцией все дальше и дальше продвигались к цели сеньоринв офицеров, показному уничтожению вас, как проблемного взвода.
– И они уничтожат вас, поверьте!
– воскликнул я.
– Если не одумаетесь. Или если ваши... Теперь уже окончательно бывшие напарницы вас не вразумят, - окинул я взглядом библиотеку, задержавшись глазами на Оливии. Бергер стояла вся в напряжении, кусала губы и о чем-то напряженно размышляла.
– Думайте, сеньорины, думайте.
– Я демонстративно поднялся.
– Пока мне не вынесут приговор, у вас есть время. Я не хочу с вами воевать. За Натали прошу прощения - действительно, сорвался - слишком вы меня к тому моменту достали. Но в остальном, если между нами все будет хорошо, я ни пальцем, ни жестом не сделаю вам плохого. Обещаю!
Возле двери еще раз обернулся и оглядел всех, остановился взглядом на Звезде.
– Если же не внемлете и все же захотите меня уничтожить... Я буду воевать. Не отбиваться, не защищаться, а воевать. Поверьте, я могу, я изобретательный - спросите об этом Бенито Кампоса. Он тоже выходил против меня один на один с пятнадцатью друзьями.
– Я выдавил хищную улыбку.
– А после вас кончат офицеры, как крыс или тараканов, без сомнений и жалости. Adios!
Я развернулся и вышел под гробовое молчание. Да уж, ночь у девочек будет бессонная - теперь им есть о чем поговорить и над чем подумать.
"Вот и пускай думают! – сделал резюме внутренний голос.
– Оно полезно..."
Впервые я был с этим camarrado на сто процентов согласен.
* * *
– Сильно болит?
Я отрицательно покачал головой.
– Эх, Хуан!
– сеньора сокрушенно вздохнула.
– Я не понимаю, как после такого ходить, не то, что лежать! Предупреждаю сразу, если ты и в этот раз устроишь то же, что в прошлый, ко мне можешь не обращаться. Напишу рапорт о комиссовании. Как невменяемого и неадекватного, нарушающего предписания.
– Вы имеете в виду...
– Твоих девочек, - не зло рассмеялась она.
– Подшефных. Понимаю, молодость, гормоны, желание постичь неизведанное, но не СРАЗУ же после экзекуции?
Я обреченно покачал головой.
– Об этом что, все-все знают? Мне казалось...
– А разве здесь можно что-то скрыть?
Конечно, глупый вопрос. Та моя ночь с обеими "крестницами" притчей во яцытцех не стала, но не говорить об этом и не знать - разные вещи. Не говорили потому, что это мое заслуженное право, делать с подшефными что хочу: здесь нет никаких интриг, а значит и интереса окружающих. Даже взаимоотношения внутри нашего, тринадцатого взвода для всех интереснее - кого я из девчонок первую, когда и что будет после этого. Но с чисто медицинской точки зрения та ночь для всех стала фурором: действительно, с ТАКОЙ спиной вытворять то, что мы вытворяли?..
– Ай!..
– я вздрогнул и даже подскочил. Это она специально, для убедительности своих слов.
– Сиди-сиди!
– прикрикнула дежурная в подтверждение.
– Сейчас пройдет. Я уже обколола, через полминуты подействует.
– Зато потом, когда отходить начнет, будет весело!.. Пробурчал я сквозь зубы ни к кому конкретно не обращаясь.
– А как ты хотел? Кнут не плетка, штука серьезная. Тут иначе нельзя.
В этот раз мне вновь повезло, я потерял сознание то ли на тридцать девятом, то ли на сороковом ударе. В нирвану вогнать себя удалось достаточно быстро, и если честно, с каждым разом получалось все легче и легче, но боль я ощущал даже сквозь пелену отрешения. То же, что происходило после... В общем, снова моя спина представляла собой месиво, снова мне дали день на приход в себя, освободив от нагрузок, снова заморозили спину обезбаливающим, покрыв ее толстым слоем заживляющей мази.
– Если честно, Хуан, - продолжила дежурный медик, добродушная сеньора с веселыми глазами, отдирая от спины очередные окровавленные ошметки бинтов, - я поражена скоростью твоей регенерации. На моей памяти ни у кого ничего так быстро не заживало, хотя химии в крови у девочек будь-здоров! Но поверь, ночь любви излишня даже при твоих особенностях.
– Да все я понимаю, сеньора!
– Я снова вздохнул.
– Меня, если честно, совсем другая рана беспокоит.
– Демонстративно дотронулся рукой до правой щеки, где под глазом сиял, наливаясь фиолетовым, большой фонарь, оставленный Катариной в момент моего выхода из камеры, когда меня вели на Плац, зачитывать приговор. Ведшие меня наказующие сделали вид, что ничего не заметили, и Катарины там не было, но я не в обиде - заслужил.
– Это куда серьезнее!