Телохранитель ее величества: Страна чудес
Шрифт:
Девочки вышли, остались лишь действующие хранительницы. Смотрели на меня, ничего не говоря. Я смотрел на них.
– Ты все понял?
– нарушила молчание Оливия.
Кивнул.
– Мы за тобой наблюдаем. Больше не делай ошибок.
– Какой вам в этом интерес?
– усмехнулся я.
– Ведь если я правильно понимаю, лично ты с удовольствием слила бы меня в канализацию.
Она скривилась и обреченно вздохнула, дескать, какой же этот юноша непроходимо тупой.
– Нам работать, Шимановский. Нам с тобой. В паре.
Я отрицательно покачал головой.
– У меня нет. Но все это актуально, только если они, - я ткнул пальцем в потолок, - больше не подложат свинью.
– Не подложат, - довольно растянула губы хранительница.
– Больше не подложат. Они достигли своих целей, больше нет смысла нагнетать обстановку. Так что теперь все, что будет происходить, на твоей совести. Ты нас понял.
– А они не... Не того?
– не нашел слов, чтоб быстро сформулировать я. Она отрицательно покачала головой.
– Не должны. Сейчас обсуждается вопрос о переводе их в наказующие, там им будет не до тебя. Это карт-бланш, Шимановский.
– Она усмехнулась.
– Раз они, - палец так же вверх, - тебя взяли, значит докажи, что сделали это не зря. Иначе происходящее не имеет никакого смысла.
Я перевел глаза на Мамочку. Та сидела с показным равнодушием на лице, но я почувствовал ее ОЧЕНЬ большую заинтересованность. Она впитывала происходящее, как губка, делая свои выводы и намереваясь сделать их еще более далекоидущими чуть позже, когда впечатление о встрече уляжется. Что ж, возможно, с нею и ее звеном мне так же придется работать, и обе девочки (как и их звенья) об этом осведомлены. А жизнь не такая скучная штука!
* * *
Гермозатвор был поднят, створки открыты. Я заглянул внутрь, не входя - во избежание. Но нет, эмоции схлынули, в душе ее осталась одна пустота - бросаться на меня не будет.
Катарина бродила по кабинету и складывала вещи в две большие коробки. Неспешно, прощаясь. Не "словно", именно прощаясь, ставя точку в своей многолетней здесь работе. Она не разделяла моего оптимизма по поводу своего возвращения.
– Как ты?
Обернулась. Глянула... Нет, не с ненавистью. И не с презрением. С тоской.
– Уже лучше.
– Кивнула.
– Заходи. Бить не буду.
Я вошел. Сел на один из стоящих в дальнем углу стульев.
– Как себя чувствуешь?
Покачала головой, словно отгоняя наваждение.
– А как ты думаешь?
– Они тебя вернут. Вот увидишь.
Из ее груди вырвался хриплый смех. Села напротив, рядом со столом, опустила голову.
– Эх, мальчик-мальчк!..
Молчание.
– Я больше не нужна им, зачем меня возвращать? Фигура отыграла, можно убрать ее в коробку.
Я отрицательно покачал головой.
– Не отыграла. Игра продолжается, а я слишком важный, чтобы рисковать в таких мелочах. Я слишком беспокойный и непредсказуемый, мне нужен настоящий полноценный куратор, а не "добрая тетушка". Человек, знающий подопечного как свои пять пальцев и имеющий на него реальное влияние. Кроме тебя некому.
– Да уж, большое я имею на тебя влияние!
– Она засмеялась.
– Такое, что...
– Вот только не надо себя недооценивать, - хмыкнул я.
– Ты добилась многого. Слишком многого, чтобы убирать тебя в коробку.
– Потому ты и "слил" меня, что я многого достигла?
– она вновь засмеялась, но больше подошло бы "закаркала".
– Избавился от влияния? А заодно отомстил за тюрьму и подвал Кампоса?
В ней говорила злость, я ее понимал. Особенно учитывая, что она женщина, а женщины в таком эмоциональном состоянии редко говорят адекватные вещи.
– Ты же знаешь, что это не так, - попробовал убедить я и обезоруживающе улыбнулся.
– Просто мне больше негде было взять оружие, только и всего. Как только всё успокоится, они вернут тебя и всё будет в порядке.
– Значит, эта катавасия только ради оружия? Ради одного единственного игольника? Ты "сливаешь" друзей, хороня устоявшиеся отношения только ради того, чтобы помахать у кого-то перед носом глупой железякой?
– Друзей?
– Я нехорошо усмехнулся, начала разбирать злость. Задумался. Затем перешел в наступление, чуть не сорвавшись на крик.
– Вот только не надо этого разводить, пожалуйста! Про "дружбу" и "хорошие отношения"! Это твоя вина, что произошло именно так, что я избрал тебя мишенью!
Ты спишь со мной, да, но я понятия не имел и не имею, кто ты! Друг ты мне или враг? Я понятия не имею, что ты сделаешь, если отвернусь! Понимаешь? С кем ты? Со мной или с ними? Ты отстаиваешь мои интересы, или их, используя постель лишь как средство давления на меня? Как форму контроля?
Я почувствовал, как задрожали кончики пальцев. Давно следовало это сказать, жаль, что довелось при таких обстоятельствах.
– Я ничего о тебе не знаю. Я ничего не могу в тебе прочесть. Ты же дистанцируешься, пытаясь усидеть на двух стульях, и с ними, и со мной. А это опасная игра, Катюша. Я никогда не подставлю своих, да, но вот своя ли ты?..
– Я не могу так, - подвел я итог.
– Я сделал это, потому, что своей не считаю. А с ними у меня был и будет разговор короткий, с волками жить - по-волчьи выть. И этот завет, кстати, привила мне именно ты.
– По волчьи выть...
– горько потянула она. Задумалась.
Я понял, она уже не раз раскаялась за эти дни в своей, скажем откровенно, высокомерной политике общения со мной. Катарина считала меня маленьким и глупым, а себя - взрослой и всемогущей, и неприятно удивилась, что богиней для меня не является. Что я тоже могу подставить, плевав на заслуги, регалии и достижения, руководствуясь единственным принципом, которого она сама придерживается - целесообразностью. Она ведь пыталась быть для меня другом, я видел те робкие попытки. Но раз за разом сама же строила стену, на которую натыкалась и уходила, считая, что имеющегося уровня отношений достаточно. Что форсировать их - терять авторитет, терять позиции, проявлять слабость. Потому мне ее не жалко. К сожалению, это ее жизнь и ее уроки.