Телохранитель её величества. Противостояние
Шрифт:
– Я знаю, сеньора. – Я кивнул.
– Твой мозг успевает, даже несколько опережает график, - продолжила Рамирес.
– Однако, твое тело, мышечные реакции… Они не дают тебе раскрыться. Тормозят.
– Способности берсерка в какой-то мере перекрывают этот недостаток, - взяла слово сеньора Гарсия.
– Контролируемые способности! – Она бросила на Норму уважительный взгляд, та незаметно кивнула. – Но берсеркизм – это берсеркизм, это иное состояние тела. Которое ты пока можешь активировать только музыкой.
– Виноват, сеньора! – вытянул я спину. Она покачала головой.
– В этом нет твоей вины. Уже то, что мы можем на них воздействовать – прогресс. Твоих предшественников, точнеё предшественниц, нам пришлось ликвидировать. Всех. – При этих словах я поежился, а Норма уткнулась глазами в столешницу. – Но я повторю, это ОСОБЫЕ способности. А то, что должно быть у тебя в арсенале ОБЫЧНЫХ… - Она покачала головой. – Ты не сдвинулся с места, хотя прошел месяц с прошлого нашего мониторинга.
– Я старался, сеньора! Видит бог, как старался!
– Мы верим, - примирительно улыбнулась сеньора Морган. Кажется, я ей нравлюсь. Во всяком случае, неприязни она ко мне не испытывает. – Ты стараешься. Но есть вещи, которые выше человеческих сил.
– Ты должен уметь это сам по себе, Хуан, - добавила Мишель. Без использования берсеркизма, пусть и контролируемого. Это обязательно. В противном случае нам придется остановить твои занятия на «мозговерте», во избежание. И ты навсегда останешься в той поре, которую достиг сейчас. А это мало, крайне мало!
Я опустил голову, одолеваемый нехорошими предчувствиями.
Точно.
– Мы решили, - продолжила сеньора Гарсия, - что процесс нужно форсировать. Во что бы то ни стало. Твоя проблема – мышцы, которые не успевают за мысленной реакцией, и с завтрашнего дня мы начнем их тебе разрабатывать. До того, как мы увидим прогресс, все твои занятия прекращаются. Сегодня отдыхай и отсыпайся, а с завтрашнего утра готовься.
– Так всё серьезно, да? – усмехнулся я, чувствуя, что сейчас мне позволено немного покуражиться и побахвалиться. Что-то эти сеньоры скрывают, и очень серьезное, иначе бы не собирали по этому поводу целый консилиум.
– Это больно, Хуан, - озвучила мои сомнения сеньора Морган, читавшая меня в этот момент по лицу. – Очень больно. Очень-очень! Но тебе придется это вытерпеть.
Из моей груди вырвался вздох, я снова опустил голову вниз.
– Как понимаю, выбора у меня нет?
– Выбор?
– улыбнулась Мишель.
– Забудь это слово.
Дальше начался ад. Впрочем, даже ад по сравнению с тем, что меня ожидало, курорт. Во всяком случае, я очень туда хотел, чтобы хоть немного передохнуть от неотступной, разъедающей всего меня боли. Я не знал, что так может быть!
Эти методики… Их придумали психи, изуверы. Люди, не знающие, что такое ценность человеческой жизни, не знающие, что такое цена достижения результата. Не буду их описывать, ибо даже спустя годы воспоминания о том периоде не вызывают ничего, кроме отчаяния. Меня рвали на части, ломали, и делали всё это без средств обезболивания. Я должен был быть в сознании, я должен был ощущать каждую мышцу, каждую связку, которую они разрабатывали, несмотря на то, что каждая из мышц, обколотая специальной химией, горела изнутри нестерпимым огнем.
Как я выжил в первый день – не знаю. В каюту меня несли. Следующий день стал повторением предыдущего, и я взмолился, чтобы меня пристрелили. Но пристреливать меня никто не собирался, наоборот. Ещё на следующий тесты показали, что дело с мертвой точки сдвинулось – наметились успехи. Но это было только начало.
Пытка продолжалась неделю, и вся неделя промчалась, как в тумане. Единственным её плюсом стали Сестренки – взаимоотношения с ними начали налаживаться, и я подозреваю, дело в материнском инстинкте. Им требовалось защищать кого-то слабого, а слабее существа, чем я в этот момент, трудно сыскать.
– …А он такой и говорит: «Вы же не скажете маме, девочки? Правда?» - усмехнулась Мия.
– Козел! – Мои кулаки сжались.
– Это точно!
– И сколько так продолжалось?
– Пару лет.
– А вы?
– Привыкли! Что ты хочешь от маленьких девочек? – оскалилась Роза, подсознательно включая механизм агрессивной защиты. – Раз взрослые что-то делают, это нормально, так и должно быть. Пока само не всплыло.
– И как такое всплыло? – покачал я головой. Случайно?
– Нет. Кто-то из соседей заметил странности, - ответила Мия и эротично прижалась ко мне, доводя меня этим до неистовства.
– Сам понимаешь, район бедный, все друг друга знают. Кто-то обратился в гвардию, а те проверили.
– И нас забрали в приют, продолжила Роза.
– Отчима же посадили. И слава богу! – Она повторила жест сестры с другой стороны, и я чуть не взвыл.
– Да уж, девчонки! – только и вырвалось у меня, когда я обрел дар речи. Руки мои, чуть развернув их обеих, принялись активно изучать мягкость их грудей. Обе бестии захихикали и начали томно выгибаться, играя на зрителя.
– Так, а вот этого не надо! – воскликнула Мия, когда моя рука уверенно пошла ниже разрешенной зоны. – Только выше пояса!
– Выше пояса, выше пояса… - передразнил я её, но руку убрал. Периодически я проверял её оборону, но скорее из желания позлить.
– Самое смешное, нам теперь некому мстить, - грустно усмехнулась Роза, отстраняясь. – Этого урода прикончили в тюрьме, всего через четыре месяца. Когда мы и в приюте обвыкнуться не успели.
Я присвистнул. Стоило ожидать! Насильников в тюрьмах не любят, особенно педофилов. Такие там долго не живут. К сожалению для Сестренок.