Телохранители тройного назначения
Шрифт:
— Можешь поспать, — бормочу я.
— У меня сейчас ночное дежурство, — бормочет он. Я не могу удержаться от смеха.
— Вы все такие зануды.
— Дежурство — самый эффективный метод. — Он смотрит на меня. — Блять, ты такая красивая.
Сомневаюсь, что многие таблоиды согласились бы с этим утверждением, учитывая, что я без макияжа, с грязными волосами и в помятой одежде, но я знаю, что он говорит не о том, как я выгляжу.
Я слабо улыбаюсь ему.
— Где остальные?
— Кента понял, что мы забыли взять тебе запасную одежду,
Я фыркаю.
— Вы вспомнили про крем для сосков, но не про одежду?
— Мы нервничали. — Он протягивает руку и поглаживает меня по щеке. — Никто из нас не может мыслить здраво, когда тебе больно.
Я судорожно сглатываю и раскрываю объятия.
— Дай мне малышку.
Он усмехается, передавая её мне. Я беру крошечную новорожденную девочку на руки. Она мирно спит, её крошечный розовый ротик слегка приоткрыт. Я вздыхаю, купаясь в теплом счастье, пронизывающем меня.
— И сам иди сюда, — бормочу я.
На этот раз он смеется ещё громче. Я приподнимаюсь с подушек, морщась, и позволяю Глену вместить свое гигантское тело между мной и кроватью. Когда я бронировала одиночную палату, я попросила очень широкую кровать, чтобы мои огромные мужья могли обниматься со мной. Когда в больнице сказали, что у них нет свободных кроватей такого типа, я купила им ещё десять. Чему они были очень рады.
Так что, возможно, я всё ещё немного дива. Если мне нужно потратить сорок тысяч, чтобы получить послеродовые объятия, да поможет мне Бог, я это сделаю.
Глен осторожно заключает меня в объятия, зарываясь носом в мои волосы. Мы оба смотрим сверху вниз на нашу крошечную дочь, мягко дышащую в мягком вечернем свете.
— Она такая тихая, — бормочет он.
— Какой отец, такая и дочь. Эта черта уж точно досталась ей не от меня, — фыркаю я. — Иисусе, ты помнишь Деймона? Он ревел на всю больницу. Крикун, прямо как его отец.
— Она идеальна, — говорит он глубоким сонным голосом. Он прижимается поцелуем к моей шее. — Спасибо тебе за неё.
— Ты участвовал в зачатии, насколько я помню. С большим энтузиазмом.
— Ты проделала всю работу, — отмечает он, прикасаясь костяшками пальцев к крошечной, мягкой щечке малышки.
— Чертовски верно. — Я кладу голову ему на плечо. — Теперь ваша очередь. Подгузники. Полночные кормления. Отрыжки. Это всё на вас, ребята. С меня хватит. Я занимаюсь только веселой работой.
— Конечно, ласс, — трется он губами о мой висок. — Я… придумал имя. Пока ты спала.
— Хм? — Имена для всех наших детей я позволяла выбирать их биологическому отцу. Мы с Гленом обсуждали, как назвать нашу дочь, но так ничего и не выбрали.
Глен обхватывает её крошечную головку своей огромной ладонью. Его большой палец размером с половину её лица.
— Дав, — мягко говорит он. — Как символ мира[98].
Я поднимаю на него глаза.
— Мирная жизнь? Мы? — Учитывая папарацци, таблоиды и работу
Он колеблется.
— После отставки, я присоединился к «Ангелам», потому что мне было насрать на то, умру я или нет. Я уже прошел через ад. Я подумал, что со всем моим багажом и этим, — он проводит рукой по лицу, — у меня никогда не будет нормальной, счастливой семейной жизни. Поэтому вместо того, чтобы пытаться создать её, я использовал свою жизнь для того, чтобы обеспечить другим людям безопасность и счастье.
В моем горле встает комок.
— Глен…
Он качает головой.
— Но больше я этого не хочу. Я не хочу опасности, насилия, сражений. Я просто хочу мира. Я хочу, чтобы мы все были в безопасности. Я готов к этому.
Слезы обжигают мне глаза.
Глен плохо воспринимает мое молчание, его щеки краснеют.
— Это слишком странно?
— Я знаменитость. Мы могли бы назвать нашего ребенка Эппл, Мэйфлауэр или Тропикана, и никто бы и глазом не моргнул. — Я ещё раз вдыхаю теплый детский запах Дав и целую её мягкие, пушистые кудряшки. — Думаю, что «Дав» — прекрасный выбор. Думаю, что ты прекрасен. Всё прекрасно, чудесно и идеально.
Видеть улыбку, которая появляется на его лице, всё равно что наблюдать за рассветом.
— Я люблю тебя, — шепчу я, и он притягивает меня для поцелуя.
Раздается легкий стук в дверь, и мы отстраняемся друг от друга.
— Войдите, — кричу я.
Дверь распахивается, и Мэтт заходит в комнату, держа в руках шуршащий пластиковый пакет. За ним идет Кента, ведя Эми и Деймона за руки. Они оба в пижамах, поверх которых наброшены куртки.
Я удивленно моргаю.
— Хей, ребята. Что вы здесь делаете?
— Когда я вернулся домой, я показал им фотографию, на которой ты держишь ребенка, — объясняет Кента. — Они увидели капельницу и испугались. Они не поверили мне, когда я сказал, что с тобой всё в порядке. — Он делает шаг вперед и убирает волосы с моего лица. — Я подумал, что ты будешь не против.
— Конечно, нет. Всё замечательно. — Я тянусь к своим детям. — Идите сюда, ребята. Познакомьтесь с малышкой Дав.
Деймону не нужно повторять дважды, и он практически запрыгивает на кровать, прижимаясь ко мне сбоку. Он смотрит на Дав огромными глазами.
— Она моя сестра?
— Нет, — говорит Мэтт, — твоя мать украла ребенка. Мы пытались заставить её остановиться, но она не слушала нас.
Дав открывает рот и издает нерешительный крик.
— Ох, бедная малышка, — говорю я, укачивая её. — Смотрите-ка, она уже поняла, какой придурок её папочка. — Я поворачиваюсь к Деймону. — Да, она твоя сестра.
Он размышляет.
— Её кожа сморщена.
Я целую его черные волосы.
— Это пройдет. — Я поднимаю взгляд на Эми. Она застенчиво стоит в сторонке, сжимая руку Мэтта. — Иди сюда, Эм.