Тэлон
Шрифт:
— Азия… я… — Я замираю. Мне, кажется, в первый раз в жизни трудно найти слова, чтобы объяснить, как сильно я хочу ее.
— Да. Я хочу тебя, — заканчивает она вместо меня начатую фразу. Опустив одну руку к бедру, она сама с другой стороны тянет вниз свои трусики, и мы вместе стаскиваем их. Наши тела сливаются в одно целое, как только клочок красной шелковой ткани оказывается на полу. Я прижимаюсь головкой члена к ее теплым складочкам и жадно целую в губы.
— Ты уверена? — шепчу я между поцелуями. — Я хочу, чтобы ты была уверена.
Она берет мой член в руку и начинает сама ласкать
Я продолжаю ритмично двигаться, прижавшись губами к ее щеке и слушая ее неравномерное дыхание и стоны, то ли от удовольствия, то ли от боли. Мы уже не целуемся, но губами все равно прижимаемся друг к другу. Я много раз фантазировал о том, как буду заниматься с ней сексом. Представлял, как сначала доведу ее до исступления ртом и пальцами, а потом буду трахать во всех возможных и невозможных позах на каждой более-менее подходящей горизонтальной поверхности в доме до изнеможения, а потом буду трахать еще немного.
Но это… Происходящее между нами сейчас вообще не про секс, это скорее про то, как двое находят все возможные точки единения и становятся одним целым. Это похоже на своего рода перемирие. Мы, словно наконец сдавшись и наплевав на предосторожности, подбрасываем в воздух свои хрупкие сердца, отчаянно надеясь, что другой не оплошает, не пропустит бросок, и нам не придется собирать разлетевшиеся в стороны миллионы осколков.
Я убираю волосы от ее лица, снова целую и вхожу в нее еще немного глубже. В ответ Азия раздвигает бедра пошире, а спустя несколько секунд обнимает меня за талию ногами, словно неуверенно приглашает к активным действиям. Твою мать, какая она сладкая!
Я и без того уже на грани, когда она начинает потихоньку двигаться вместе со мной. С губ ее все чаще слетают быстрые вздохи и всхлипы. Она сама задает ритм и глубину проникновения, а я продолжаю целовать ее и сжимать в объятиях. Спустя какое-то время она впивается пальцами в мои плечи, льнет ко мне всем телом, шепчет мое имя; я чувствую, как начинает сокращаться от оргазма ее лоно, увлекая меня за собой, и понимаю, что остановить собственный оргазм я уже не в силах.
После мы еще долго целуемся, словно в забытьи или полусне, но даже когда кровь перестает бешено шуметь у меня в голове, а дыхание снова становится ровным, я не хочу выпускать Азию из объятий. Я даже просто из виду не хочу ее выпускать. Сам не понимаю, каким образом, но эта девчонка сумела пробраться в мое сердце.
Я перекатываюсь на бок, и, продолжая обнимать ее, покрываю ее щеки, веки и лоб сотнями быстрых маленьких поцелуйчиков. Хочу, чтобы она почувствовала, как дорога мне, как драгоценна для меня. Больше всего боюсь, что она будет сожалеть о том, что ослабила оборону, поддалась порыву, не желая этого на самом деле. Меня
Мы лежим в полной тишине, слушаем шелест листьев и ветра за окном, не говорим, не поддразниваем друг друга, как обычно. Но ее руки, неспешно ласкающие мою кожу, и мои поцелуи говорят больше, чем самые красивые слова. Она кладет голову мне на грудь, зарывается лицом мне в шею, крепко обвивает меня тонкими руками, будто боится, что я исчезну, как только она уснет.
Ни за что на свете!
Я так и лежу, почти не шевелясь, пока по ее ровному легкому дыханию не понимаю, что она уже заснула, и только тогда позволяю себе закрыть глаза и уснуть. Я уже довольно давно так делаю, несколько недель. Все в моей жизни постепенно приходит к тому, что Азия должна быть на первом месте, и я совершенно не против такого положения вещей.
Глава 23
АЗИЯ
— Вот это, и это. И вот это. И вот эту хрень тоже.
Я c изумлением качаю головой, наблюдая, как Тэлон нагружает огромную тележку для покупок рулонами ткани разнообразных текстур и всех цветов радуги.
— Нужно отрезать от рулона кусок нужной длины, — объясняю я.
— Нет, давай возьмем целый рулон. Мне нравится. Мы точно будем все это использовать, так что не переживай.
— Ладно…
Мы обходим магазин тканей и фурнитуры вдоль и поперек, набирая больше материалов, чем я успела купить за все пять лет, что занимаюсь изготовлением одежды. Он битком набивает тележку нитками, кружевом, красками по ткани, клеем, тонкими кожаными шнурами и просто полосками кожи, кисточками, тесьмой — всем, что только можно придумать.
— Тэлон, да тут на целое маленькое состояние, — шепчу я. Выросшая в бедности маленькая девочка во мне просыпается каждый раз, когда он выкидывает что-то подобное.
— Детка, не переживай, — он резко наклоняется и целует меня в щеку, и мое сердце начинает трепетать от счастья. Всякий раз, когда он ко мне прикасается, я теперь вспоминаю о нашей ночи четыре дня назад, когда я разбудила его мятным минетом, а потом мы занимались сексом. От одних воспоминаний о том, как он прикасался и целовал меня, как смотрел на меня, когда вошел в меня первый раз, и как обнимал после, бабочки порхают в животе, и я таю. Не ожидала, что он окажется таким нежным и ласковым, и, должна признаться, после той ночи я влюбилась в него чуточку больше.
С тех пор, однако, мы больше не занимались сексом. Наверняка отчасти это из-за того, что я снова стала невольно отгораживаться от него, поскольку все время переживаю, что могла разочаровать его в тот раз. Он тогда даже не снял с меня футболку. Может быть, это полная чушь, но я все время думаю о том, почему он ее не снял: то ли оттого, что все случилось довольно быстро, или потому, что считает мое тело до такой степени непривлекательным. Слова, которые он сказал мне в тот день, когда мы впервые встретились, до сих пор звучат у меня в голове, особенно сейчас.