Тем летом
Шрифт:
– До Дня благодарения целая вечность, - простонала Кейси, когда мы завернули за угол и направились по главной улице. – Я сойду с ума здесь раньше, чем через неделю Мне нужно найти какой-то способ выбраться.
– Куда выбраться?
Она закатила глаза.
– В Пенсильванию же! Господи, Хейвен, ты вообще меня слушаешь?
– Нет, когда ты начинаешь говорить ерунду. У тебя даже прав нет.
– Будут, через две с половиной недели, - ох, с этой свадьбой я даже забыла, что совсем скоро у нее День рождения! – Папа учит меня водить каждый вечер, и они собираются
– Даже когда ты получишь права, - сказала я, когда мимо нас проехала группа детей на велосипедах, все в шлемах и наколенниках (маленькие террористы соседей!), - твои родители никогда не позволят тебе уехать в Пенсильванию.
– Конечно, не позволят, - ответила Кейси, словно разговаривала со слабоумной. С тех пор, как она вернулась из лагеря, она все чаще говорила со мной именно так, - Но это же не значит, что я не смогу уехать. Видишь ли, я просто собираюсь сбежать как-нибудь ночью, а позвоню им уже утром откуда-нибудь из Мэрилэнда. К тому времени они уже будут сходить с ума от волнения, так что будут счастливы уже хотя бы тому, что я жива. Потом я вернусь и буду наказана до конца своих дней, но это того стоит, ведь я буду с Риком!
Я покосилась на нее.
– Это не сработает.
Кейси выпятила нижнюю губу (еще одна привычка, привезенная из лагеря).
– Нет, сработает.
– Ну да, можно подумать, родители Рика не отправят тебя домой в ту же секунду, как ты появишься у них в доме! Они не позволят тебе тусоваться с ним, пока твои родители не знают, где ты и что с тобой.
Подруга смотрела прямо перед собой, пока я говорила это, ни разу не взглянув на меня. Через минуту она сказала тонким голосом:
– Ты не понимаешь, Хейвен. Ты просто не можешь понять. Ты никогда не была влюблена.
– Ох, пожалуйста! – я внезапно поняла, что с меня довольно. Мне надоели истории о Рике, Пенсильвании и лагере. Я вообще не могла ни с кем нормально поговорить в последнее время. Один только Самнер мог меня выслушать , только он ничего не требовал и не ждал от меня.
– Знаешь, в чем твоя проблема? – начала Кейси, поднимая руку, словно собиралась схватить меня за плечо и встряхнуть, однако не стала этого делать. Вместо этого она застыла, а затем вцепилась в мою футболку и показала куда-то за мое плечо. Я обернулась.
Это была Гвендолин Роджерс. Ну, в смысле, спина Гвендолин Роджерс. Ее волосы были зачесаны в высокий конский хвост, на ней был черный верх от купальника. Она стояла посреди своего двора совершенно одна, положив руки на бедра и уставившись куда-то вдаль. Она стояла очень, очень прямо. Затем мы услышали женский голос, он шел откуда-то из дома.
– Гвендолин? Гвенни, ты внизу? Гвендолин? – ее мать.
Гвендолин не шевельнулась, такая прямая и высокая, похожая на деревья вокруг нее. Она была невероятной, я даже показалась самой себе низкой и незаметной, ниже травы. Кейси все еще держала мою футболку, словно я ничего не видела и не замечала.
– Это же она, Хейвен! Боже мой! Смотри!
Я смотрела.
– Гвендолин?
Ее макушка перемещалась по двору, пока не остановилась возле Гвендолин. На плечо девушки опустилась тонкая рука.
– Пойдем, милая, ладно? Может, тебе стоит прилечь ненадолго.
Ее голос был мелодичным и мягким, какой всегда бывает у мам, когда ты лежишь в кровати с температурой, а она приносит тебе теплое молоко или компресс. Миссис Роджерс подошла ближе к дочери и стала что-то тихо говорить ей, но Гвендолин никак не реагировала.
Наконец девушка повернулась. Я увидела ее лицо, то же самое, что много раз видела на обложках и на MTV. Но что-то в нем было по-другому. Не было загара, ярких розовых губ, длинных ресниц, прелестных розовых щек, волосы не развевались по ветру. Ее кожа была бледной, а рот казался маленьким, словно наспех нарисованный двумя росчерками маркера. Не знаю, видела ли она нас. Гвендолин смотрела в нашу сторону, но как будто бы сквозь нас, как будто мы были деревьями. По выражению ее лица не понятно было ничего, она была словно в другом месте и с другими людьми. Гвендолин Роджерс смотрела на нас несколько мгновений, а затем они с матерью направились к дому, и скрылись внутри.
– Ты видела? – Кейси наконец-то отпустила мою футболку и мотнула головой в сторону дома Роджерсов. – Можешь себе представить? Она выглядит ужасно!
– Нам пора, - сказала я, не уверенная, что Гвендолин или ее мама не выглянут сейчас из окна и не увидят нас, стоящих возле их забора.
Мне пришлось практически тащить Кейси за собой. Подруга была уверена, что Гвендолин выйдет снова и сделает что-нибудь странное, что стало бы скандалом для всех соседей.
– Пошли, - потянула я ее за собой, как делала постоянно, когда понимала, что подруга запросто может втянуть нас в неприятности. Она пошла за мной, но без конца ныла всю дорогу.
– Если бы мы остались там, и она бы вышла, она бы, может, заговорила с нами! Может, она одинока!
– Она не знает нас, - отозвалась я. Флажок с клубничинами на крыше дома Мелвинов развевался чуть ниже по улице. Мимо нас снова проехали дети на велосипедах, «расстреляв» нас из сложенных в пистолетики пальцев. Все они были не старше начальной школы.
– Она могла понять, что мы чувствуем ее боль, - заявила Кейси, вдруг изъявившая желание разделить чью-то грусть. – Я прекрасно знаю, каково это.
– Вовсе нет, - фыркнула я, когда мы подходили к ее дому. – Все, что тебе известно – это каково быть влюбленной в какого-то парня из Пенсильвании.
– Любовь, любовь, любовь, - протяжно вздохнула Кейси. – Мы, женщины, знаем это.
Раз уж мы проходили мимо дома Мелвинов, Кейси решила зайти внутрь для первой получасовой проверки. Миссис Мелвин была на кухне, готовила что-то и чистила картошку. Малыш Рональд сидел на стуле возле нее, играл с фигурками героев «Стар Трека» и ел колбасные кружочки.