Темная бездна
Шрифт:
Перед нами простирался мирно спавший Зефир, в небесах светился белый серп луны.
В нескольких домах уже горел свет. Но таких окон было немного. Еще не было и пяти утра. Месяц блестел в изгибах реки Текумсе, но если бы там сейчас вздумалось поплавать Старому Мозесу, то ему пришлось бы скрести животом по грязи. Деревья на улицах Зефира пока еще были лишены листвы, их ветви слабо шевелились на ветру. Светофоры — в городе их было ровно четыре, и располагались они на пересечениях основных трасс — с неизменным постоянством мигали желтым. На восточной окраине, над широкой впадиной, на дне которой бежала река, раскинулся каменный мост с целым выводком горгулий. Кто-то говорил, что эти горгульи были вырезаны примерно в начале двадцатых
Отец повернул машину на Мерчантс-стрит, и мы оказались в самом центре Зефира, где находилось множество магазинов. Здесь были «Парикмахерская Доллара», «Стэгг-шоп для мужчин», магазин кормов и металлических изделий, бакалейная лавка «Пигли-Вигли», магазин «Вулворт», кинотеатр «Лирик» и прочие достопримечательности. Впрочем, не так-то много их и было: стоило мигнуть несколько раз подряд, и окажется, что ты уже миновал все эти места. Потом мы оставили позади железнодорожные пути и проехали еще примерно мили две, прежде чем повернули к воротам с надписью: «Молочная ферма "ЗЕЛЕНЫЕ ЛУГА''». Автоцистерны стояли у погрузочной платформы, заполняясь свежим товаром. Повсюду кипела бурная деятельность, поскольку ферма открывалась очень рано, а время поездок молочников было установлено заранее.
Иногда, когда у отца был особо напряженный график работы, он просил меня помочь ему развезти товар по городу. Я любил тишину и спокойствие, царившие по утрам. Я наслаждался миром, каким он был до восхода солнца. Мне нравилось наблюдать, какие разные люди приезжали в «Зеленые луга». Я не знаю, почему я испытывал от этого такое удовольствие: возможно, во мне проявлялось любопытство, унаследованное от моего дедушки Джейберда.
Отец пошел отнести накладную мастеру, остриженному под ежик крупному мужчине, которого звали мистер Боуэрс, а потом мы с отцом стали загружать нашу машину. Там были бутылки с молоком, картонные упаковки со свежими яйцами, ведерки с творогом, особый картофельный салат «Зеленые луга» и салат с бобами. Все еще было холодным, недавно извлеченным из морозильной камеры, и молочные бутылки искрились в огнях погрузочной платформы. На картонных крышках было нарисовано улыбающееся лицо молочника и написано: «Товар для вас!» Пока мы работали, мистер Боуэрс подошел и стал наблюдать за нами, держа в руках папку с зажимом для бумаг. За его ухом торчала ручка.
— Думаешь, тебе понравится быть молочником, Кори? — спросил он у меня, и я сказал, что да, может быть, я и стану молочником. — Миру всегда будут нужны люди нашей профессии, — продолжал мистер Боуэрс. — Разве не так, Том?
— Верно, как дождь, — ответил мой отец.
Это была одна из его фраз на все случаи жизни, которую он произносил, когда слушал разговор вполуха.
— Приходи на работу, когда тебе стукнет восемнадцать, — сказал мне мистер Боуэрс. — Мы непременно устроим тебя здесь. — Он так хлопнул меня по плечу, что мои зубы клацнули, а бутылки, которые я нес в ящике, отчаянно зазвенели.
Потом отец вскарабкался по колесу в кабину, я сел рядом, отец повернул ключ зажигания, и мы отъехали от погрузочной платформы, увозя молочный груз. Перед нами луна опускалась вниз, последние звезды еще цеплялись за край ночи.
— Ну и что ты можешь мне сказать? — спросил папа. — Насчет работы молочником. Тебе действительно это нравится?
— Это будет интересно, — ответил я.
— На самом деле не совсем так. Это хорошая работа, но каждый день это вовсе не интересно. Кажется, мы никогда еще не говорили о том, чем ты хочешь заняться в будущем?
— Нет, сэр.
— В общем, я не думаю, что ты должен стать молочником, хотя бы потому, что я сам им работаю. Видишь ли, я вовсе не собирался заниматься этим делом. Дедушка Джейберд хотел, чтобы я стал фермером, как и он. Бабушка Сара мечтала, чтобы я выучился на доктора. Ты можешь себе это представить? — Он взглянул на меня и ухмыльнулся. — Я и вдруг доктор! Доктор Том! Нет, сэр, это работенка не для меня.
— А кем же тогда ты собирался стать, папа? — спросил я.
Отец некоторое время молчал. Казалось, он глубоко задумался над вопросом, который я ему задал. Мне пришло в голову, что, наверно, никто прежде не спрашивал его об этом. Отец вцепился в руль своими большими руками взрослого человека, словно вел беседу с дорогой, которая длинной лентой разматывалась перед нами в свете фар грузовика, а потом сказал:
— Первым человеком, высадившимся на Венере. Или наездником на родео. Или человеком, который способен прийти на пустырь и мысленно представить дом, который он хочет там выстроить, до последнего гвоздочка и последнего мазка краски. Или детективом. — Отец издал горлом слабый смешок. — Но ферме был нужен молочник, им я и стал.
— Я не против стать гонщиком, — сказал я. Отец иногда брал меня на трассу недалеко от Барнсборо, где проходили соревнования гоночных машин, и мы сидели там, расправляясь с хот-догами и наблюдая за снопами искр, вспыхивающими при ударах металла о металл. — Быть детективом тоже неплохо. Буду разгадывать разные тайны, как в серии книг «Мальчишки Харди».
— Да-а, неплохо, — согласился отец. — Никогда заранее не угадаешь, как пойдут дела, но такова правда жизни. Идешь к свой цели уверенно, как стрела, летящая в мишень, тебе кажется, что твоя мечта уже почти осуществилась, но направление ветра внезапно меняется, и все рушится. Я ни разу не встречал человека, который стал тем, кем мечтал стать, когда был в твоем возрасте.
— Мне хотелось бы перепробовать все работы в мире, — сказал я. — Я хотел бы прожить на этом свете миллион жизней…
— Да. — Отец задумчиво кивнул. — Это было бы замечательным примером волшебства, верно? Ага, вот наша первая остановка.
В этом доме наверняка были дети, потому что вместе с двумя квартами обычного молока они заказали две кварты жидкого шоколада. Потом мы снова двинулись в путь по тихим улицам, на которых не было слышно ни звука, не считая шума ветра и лая ранних собак, а затем остановились на Шентак-стрит, чтобы вручить пахту и творог кому-то, по-видимому любившему кислятину. Мы оставили блестевшие от выступивших на них капель воды бутылки почти у каждого порога на Бевард-лейн; пока отец быстро работал, я проверял путевой лист и готовил очередную порцию бутылок и упаковок, вытаскивая их из холодного кузова грузовика. Мы действовали как слаженная команда.
Отец сказал, что осталось еще несколько покупателей на южной окраине, недалеко от озера Саксон, а потом мы вернемся в этот район и закончим работу по доставке товара еще до того, как раздастся школьный звонок. Отец повел машину мимо парка и выехал за пределы Зефира. По обеим сторонам дороги вокруг нас сомкнулись лесные чащи.
Время приближалось к шести утра. На востоке, над холмами, поросшими соснами и кудзу, небо начинало светлеть. Ветер пробивал себе путь сквозь плотно сомкнутые ряды деревьев, словно кулак драчуна. Мы миновали машину, следовавшую на север. Ее водитель мигнул нам фарами, а отец помахал ему рукой.