Темная дикая ночь
Шрифт:
«Чертов приватный танец, малыш».
Смеясь, я говорю Лоле:
– Она думает, это я проигрываю, не ты.
– Что она написала?
– Скажу, когда проиграешь.
***
Лола роняет руку на стол и со страхом смотрит на меня.
– Погоди. Мне понадобится еще пиво, прежде чем я буду готова это услышать. О боже.
– Тебе еще понадобится музыка.
Ее глаза округляются, и она хватает бутылку и залпом ее осушает, после чего берет
Прочитав сообщение Харлоу, она застывает с отвисшей челюстью.
– Я не собираюсь это делать.
– Тогда отдавай мне свое нижнее белье.
– Фиг тебе.
Я с хохотом встаю и подхожу к музыкальному центру.
– Ты что предпочитаешь: рок-н-ролл или клубную?
Она стонет.
– Оливер, я в жизни не исполняла приватный танец!
– Значит, клубная! – кричу я и жму на «play».
Развернувшись, я чуть не спотыкаюсь от вида Лолы в полный рост у стола. Пока мы сидели, от талии и ниже мне ее не было видно, но господи.
Лола в одних только трусиках. В черных шелковых. Просто крошечных. Ее тело такое гладкое; мне хочется вонзиться зубами в мягкую плоть верха ее бедер.
Мою кожу начинает жечь.
Чувствуя биение пульса где-то в горле, я сажусь на стул.
Она шлепает мне по подрагивающей руке, и я прячу обе под внешнюю сторону бедер.
– Ты даже знаешь правила.
– Я смотрю, ты тоже.
Шагнув ближе, Лола впивается в меня взглядом.
– И почему бы тебе не проиграть?
Ее колени задевают мои, и я чувствую, как это прикосновение отзывается по всей длине моих ног.
– Было бы не настолько хорошо, правда?
– Это странно – видеть меня топлес? – спрашивает она, перешагивает через мои колени, после чего придвигается ближе и усаживается верхом.
Мне трудно дышать. Трудно думать.
Я оглядываю ее тело. Узкую талию и идеальные изгибы бедер. По всему боку у нее татуировка, и при таком тусклом свете ее не прочитать, но я надеюсь сделать это позже. А прямо сейчас я в миллиметре от того, чтобы прижаться лицом к ее груди.
– Это гребаное наслаждение, а не странно.
По кухне разливается музыка, медленно увлекая за собой мой пульс и, кажется, делая то же самое с пульсом Лолы, и она нерешительно подает бедрами вперед и назад. Ее руки держатся за мои плечи, словно дают зыбкое обещает, что это не последний раз, когда они там лежат.
– Лола… – шепчу я. – Просто делай все, что тебе удобно.
Она наклоняется и так внимательно смотрит мне в глаза, будто ищет упавшую ресничку, чтобы самой загадать желание. Ее взгляд немного нечеткий, но мне нравится подвыпившая Лола. Она словно выползает из своего убежища и вглядывается в окружающий мир. Прямо сейчас этим миром хочу быть я. И хочу, чтобы она видела только меня.
– Твоя тату, что там написано? – спрашиваю я ее.
Облизнувшись, она не отводит взгляд от моего рта, когда отвечает:
– «Лучше зажечь свечу, чем проклинать тьму».
Я начинаю перебирать в голове, где мог слышать эту цитату, но из-за близости ее обнаженного тела, запаха ее шампуня, кожи и легкого намека на аромат ее похоти… в моей голове пустота.
– Откуда это?
– Автор – королева остроумия, та, кто заставила повзрослеть целое поколение женщин: Элеонора Рузвельт, – Лола держится за спинку стула и во время своих движений наклоняет голову.
Тепло ее тела рядом со мной делает мой голос хриплым:
– Сколько тебе было, когда ты ее сделала?
– Семнадцать.
Ее волосы соскальзывают с ее плеча и щекочут мне руку. Когда ее взгляд встречается с моим, мою грудь стискивает при виде ее слегка размазанного макияжа, он делает ее сладко потрепанной, будто я с ней уже делаю, что хочу. Даже мыслей об этом достаточно, чтобы я ощутил отчаянный до дрожи голод.
– Это неловко сейчас? – шепотом спрашивает она.
Мои слова выталкивает резкий от возмущения выдох:
– Ни хрена.
Ее брови приподнимаются.
– Ты имеешь в виду, что привык, когда полуголые друзья танцуют у тебя на коленях?
– Думаю, тебе недостает одного предмета одежды, чтобы называться «полуголой», – поддразниваю ее я. – И, пожалуй, тебя уже нельзя назвать просто другом.
Она пристально смотрит на меня, покусывая свою губу.
– Это не неловко, потому что это – ты, Сладкая Лола. И полуголой ты выглядишь изумительно.
Тишина затягивается, когда она просто не сводит с меня глаз, от чего я не могу пошевелиться.
Но эта пауза не статична. В выражении ее лица есть очевидное изменение от игривости к искренности, и наблюдать это – словно одну за другой разорвать вибрирующие нити, стягивающие мои ребра.
– У тебя стоит? – она опускается ниже и потирается об меня, всего раз.
Ох, блядь.
У меня перехватывает дыхание, когда сердце подпрыгивает в горло. Она знает, что это так; мой твердый член прижался к ней.
– А ты мокрая? – в ответ спрашиваю я.
Я знаю, что она мокрая. Когда она снова наклоняется вперед, я чувствую это легкое скольжение по мне.
Она смеется, и ее внимание переключается с моих глаз обратно на губы. Она так близко, и это сейчас не мимолетный взгляд; он намеренный, длящийся целый век и скользящий по моему носу, щекам, после чего остановившийся на губах. Если она посмотрит чуть ниже, не сомневаюсь, она увидит замерший пульс у меня на шее.
– Ты сейчас думаешь о том, чтобы меня поцеловать? – спрашивает она.
Мой взгляд падает на ее губы. И я облизываюсь.
– А ты сейчас думаешь о том, чтобы я тебя поцеловал?